Эта прямота раздражала. Она вызывала протест.
Заводская нога была прямой и ровной до неприличия, до фальши, до абсурда!
— Мать твою… — плача, заскрежетал зубами несчастный, — да что же это такое?!
Целый вечер, говорят, убил пьяный Саболыч на то, чтобы изменить форму рукодельной ноги и превратить ее в такую же кривую, как та, другая — настоящая, полная крови и жизни. Но протез был сработан настоящими профессионалами, сработан на славу и не поддавался, оставаясь все таким же издевательски цельным и неправдоподобно прямым, каким вышел из заводского цеха.
Надо отдать должное Саболычу — трудился он, что называется, в поте лица, сломав последовательно громадные плоскогубцы, молоток, ручные тиски и на закуску едва не оттяпав себе тесаком большой палец на левой руке.
Творению же заводских умельцев так и не было нанесено сколько-нибудь серьезного ущерба: оно никак не желало искривляться, и было по-прежнему на зависть прямым и ровным, только на лакированной поверхности чудо-ноги появились боевые отметины — рубцы и зазубрины.
Когда была уже глубокая ночь, отчаявшийся инвалид решился на подвиг.
Но сначала…
В одних трусах, зажав непокорный протез под мышкой, на здоровой ноге он мягко попрыгал по коридору на кухню.
Было тихо. Коммуналка спала.
Ладонь привычно нашла выключатель. Малюсенькая лампочка, висящая под потолком на перекрученном проводе, залила вялым лунным светом огромную неопрятную кухню, разделив в ней все пространство на тени и полутени.
Саболыч чиркнул спичкой, возжег конфорку и, просветленно улыбаясь, занес над ней деревянную ногу, намереваясь испытать ее огнем, а точнее, нагрев над огнем, выгнуть протез, придав ему требуемую кривизну.
— Ну же, сгибайся, сссука! — шептал, сопя и потея, Саболыч. Но протез был словно заколдован и не желал подчиняться человеческой воле.
Несчастный инвалид чувствовал, что силы покидают его.
Чувство невыносимой деятельной тоски овладело Саболычем.
Безумным и страшным стал его взгляд.
Что-то жуткое, смутное зашевелилось в его героической душе. И именно тогда он решился, как мы уже упоминали, на подвиг.
Поспешно и судорожно Саболыч присобачил горячий протез к культе, перенес на него всю тяжесть своего страдающего тела и со словами "Эх, была — не была!" резким маховым движением поднял здоровую ногу вверх и сунул ее в огонь.
Отупевший от водки и перенесенных страданий, он поначалу не почувствовал боли. Через мгновение он с восторгом увидел, как поверхность ноги празднично заискрилась, и нога затрещала, как березовое полено в печи; в нос экспериментатора шибанула вонь паленой курицы.
— Ага, выпрямляется, проклятая! — удовлетворенно прокряхтел Саболыч, сильно работая руками. — Выпрямля… а-а-а-а!!!
Вопль — мощный, как рев стартующего реактивного бомбардировщика, — потряс ночной покой коммунальной квартиры. Задрожали могучие стены старого дома, казалось, еще немного и он рухнет и погребет под своими обломками его обитателей.
Вероятно, некогда, в лихие средневековые времена, с такой же степенью громкости и отчаяния вопили идейные противники католицизма, к которым у служителей культа имелись серьезные претензии, базировавшиеся на принципиальных разногласиях теологического характера.
И святые отцы церкви в качестве основного и последнего доказательства своей несомненной правоты предъявляли оппонентам чрезвычайно убедительный аргумент в виде божественного очистительного огня.
Терзаемый невыносимой болью, с перекошенным ртом, Саболыч, говорят, прижав руками дымящуюся ногу к животу, как пьяное одноногое привидение, принялся летать по кухне на деревянном протезе, круша чужие кастрюли, сковороды, баки, тазы и корыта.
Грохот поднял он несусветный!
Навоевавшись с неодушевленными предметами, Саболыч на том же чудо-протезе (не выдал-таки, родимый! — говорил потом сам пострадавший) пулей вынесся в коридор, который потихоньку заполнялся выползавшими из своих коммунальных персональных конур зевающими жильцами и, рыдая, затих в могучих объятиях пожарного дяди Феди.
Вот такие истории гуляют по нашему старому арбатскому дому, и некоторые из них я с удовольствием коллекционирую.
К разным ногам Саболыча во дворе привыкли быстро, и теперь многие полагают, что он с такими ногами родился.