— Кирхайс… он в больнице…
— Мой бог! Я с тобой!
***
В реанимацию их, конечно, не пустили. В приемном отделении они провели уже часа два. Райнхарда накрыло ощущение нереальности происходящего. Он говорил Джессике, что ей не обязательно здесь сидеть, но она ответила, что не оставит его одного. Им объяснили, что произошла авария, пьяный водитель в кого-то врезался и все такое, но Мюзелю сейчас это было не важно.
Джесс отошла за кофе. У Райнхарда мутилось в глазах, он как никогда остро ощущал себя беспомощным. Чтобы хоть немного собраться, он вставил в ухо наушник, прикрыл веки и включил музыку не глядя. Заиграл слипкнотовский Vermilion Pt.2:
She is everything to me,
The unrequited dream,
The song that no one sings,
The unattainable.
She’s a myth that I have to believe in,
All I need to make it real is one more reason.
«Я не могу потерять Кирхайса, это ужасно, несправедливо! Даже для Розе еще есть надежда, она хотя бы не умирает… Могу ли я сделать хоть что-нибудь?»
A catch in my throat, choke,
Torn into pieces, I won’t. No.
Кто-то коснулся его плеча. Он бы подумал, что Джесс вернулась, но пальцы были ледяными.
— Ты хотел сыграть со мной…
She isn’t real.
I can’t make her real.
Комментарий к Глава 13. Смерть
Эпиграф:
Твое дыхание холодное (такое холодное, такое холодное, такое холодное)
Сердце пылает (так горячо, так горячо, так горячо)
“Седьмая печать” Бергмана снова упомянута неслучайно.
Вермилион п.2:
1. Она — всё для меня,
Несбыточная мечта,
Песня, которую никто не поёт,
Недостижимая…
Она — миф, в который я должен поверить…
Мне нужна всего одна причина, чтобы сделать его реальностью…
2. Ком в горле, шок,
Разбиться на куски? не хочу. Нет.
3. Она не реальна.
Я не могу сделать её реальной.
Оригинал: https://en.lyrsense.com/slipknot/vermilion_pt_2
Copyright: https://lyrsense.com ©
========== Глава 14. Время ==========
So take me now before it’s too late
Life’s too short so I can’t wait
© Rammstein — Pussy
Фредерика была уверенна, что произошедшее — не случайность, а злой умысел, но вычислить виновного у нее не получалось. Во-первых, она мало с кем общалась, во-вторых, «забыть» журнал на съёмочной площадке мог практически любой. Но оставить его на самом заметном месте и открытым на фото исполнителя роли императора в недвусмысленной позе со змеей можно было только специально.
Как бы там ни было, фотография разошлась, как вирус — скоро её обсуждали буквально все, кроме самого блондинчика, который был занят на съемке какого-то мега-важного эпизода с Оберштайном. Немного приостановить сплетни смогло только обещание закосплеившей последнего Хильды, что в сценарий добавят зоофилию, и зная таланты Трюнихта, «обиженным» не уйдет никто.
Сценарист, кстати, оказался бывшим адвокатом и подающим надежды политиком, замешанным в коррупционном скандале и поэтому лишенным лицензии и перспектив. Зато небезызвестный режиссер внезапно оценил его талант сочинителя. Узнав этот факт, Фредерика почувствовала себя как-то неуютно. «По какому принципу Оберштайн набирает команду? Что он там про смерть говорил?»
Объявившись в последнюю пятницу 13-го, существо с картами, кстати, больше никак себя не проявляло. «Может, он все-таки понял, что я не хочу с ним встречаться? Или просто спит в каком-нибудь ледяном гробу.» Гринхилл уже думала, что страх отпустил её, когда чисто на рефлексах разбила лицо своему партнеру по съемкам, имевшему странную привычку подкрадываться к ней сзади в каких-то неожиданных местах. Этот Оскар, все поведение которого говорило «меня сложно понять, легко не понять и невозможно понять» бесил Фредерику сам по себе, но его съемочный костюм — белые штаны и черный китель — нервировал отдельно.
Впрочем, у самой Гринхилл костюм был похожий — типа, форма у них такая, белоштанная. Кто покусал художницу сшить эту гадость Фредерика не поняла. Говорить с Эдвардс было не проще, чем с Оскаром. Впрочем, «Ромео» казался высокомерным, а Джессика — просто наивной до глупости и витающей в облаках. Зато очень красивой. Ей это даже портило жизнь — вокруг вечно вертелись какие-то мальчики, включая того же Оскара, и жених потом закатывал скандалы. Этот Жан Лапп, кстати, был отдельной песней — злобный и завистливый типчик, к счастью, уже закончивший сниматься, хотя его персонаж ещё должен был появиться в каких-то флешбеках.
Фредерике с самого утра названивал Минс, как она думала, на тему её отстранения, но, взяв трубку, услышала много нового о своём плохом поведении. Оказалось, он уже откуда-то узнал о фингале на личике Ромео и решил сделать ей выговор.
— Минс, отстань, я ударила его случайно! — пыталась объяснить ему Гринхилл. — Зачем он ко мне все время подкрадывается?!
— Фреди, сколько можно оправдываться? То к тебе подкрадываются, то тебе ничего не оставалось делать, кроме как несколько раз приложить человека, которого ты и так скрутила, головой об асфальт? О каком восстановлении может идти речь?
— Ты сейчас серьёзно? — Гринхилл почувствовала сильное желание наставить синяков самому Джулиану.
— Ты должна учиться контролировать себя! — решительно отрезал тот. «Зубы лишние появились?» — Тебе не помешали бы курсы управления гневом! Ты не можешь вернуться к работе в таком состоянии!
— Отвяжись! — прошипела Фредерика и перестала реагировать на его звонки и сообщения. Она чувствовала себя преданной — сама Гринхилл всегда была на стороне Джулиана, но он не был на её стороне, нет. Сейчас ей даже стало казаться, что Минс в какой-то мере пользовался её состоянием после самоубийства отца, чтобы обойти её по карьерной лестнице. «Он всегда хотел только власти, а я ничего не замечала.»
— Фреди? Я тебя искала, — Хильда удивленно вскрикнула, когда Гринхилл прижала её спиной к стене и жадно поцеловала, одной рукой зарывшись в волосы, а другой расстегивая пуговицы дорогой рубашки. «Не хочу бояться. И вспоминать холодные губы не хочу.» Дорф выгнулась у неё в руках, прижимаясь ближе и впиваясь острыми ногтями в её плечи. — Время… — выдохнула она, касаясь губами уха Гринхилл. — У нас его нет.
— Времени всегда нет, — прошептала Фредерика. Она сама не понимала, откуда у неё в голове такие мысли. — Каждая секунда приближает нас к смерти… но пока мы живые…
Она снова поцеловала Хильду, и та горячо ответила, но чуть погодя опять слегка отстранилась.
— В гримерке… никого, — проговорила она, слегка задыхаясь.
***
Гринхилл не хотелось идти к Джессике Эдвардс сейчас, когда её тело ещё почти физически ощущало чужие прикосновения, ласки, поцелуи, ей вообще не хотелось расставаться с Дорф, но времени, как и говорила Хильда, было мало. Фредерике нужно было примерить «броню», в которой обитатели галактики должны вести абордажные бои.
Эдвардс явно было не до неё. Она плакала.
— Э, привет, что случилось? — спросила Фредерика. Она не особо знала, что делать в этой ситуации. — Абордажная броня, — добавила она, не дождавшись ответа. — Хильда сказала примерить.
— Да, конечно, — печально ответила Джессика, притащив какое-то странное нечто с респиратором и… огромную пластиковую секиру. — Извини, я немного плохо себя чувствую.
— Да ничего, — Гринхилл с некоторым сомнением натянула на себя нечто и выполнила несколько выпадов и стоек. Зачем в космосе секира, ей было совершенно непонятно, но Фредерика на всякий случай покрутила её в руках. — Слишком легкая, — заметила она. — Будет видно, что не требуется никаких усилий, чтобы поднять. Реальное оружие всегда тяжелое и даёт отдачу… — нечто треснуло, когда она попыталась изобразить очередной прыжок. — Извини, кажется, оно сковывает движения в бою.
— Опять переделывать, — с тоской проговорила Эдвардс. — Мало мне этого плаща с эполетами…
— Зато белые штаны вроде всем нравятся, — со скрытой ненавистью заметила Фредерика, снимая с себя порванное нечто. — Как тебе в голову пришла такая идея, кстати?