Мое смятение только усугубляло тягостное молчание между нами, когда я вез Джинкс домой. Войдя в ее дом, я обнял девушку за плечи и привлек к себе. Но она лишь отвернулась в сторону. Складывалось впечатление, будто весь вечер она посвятила единственной цели — обескуражить меня.
Я направился к двери и вышел на крыльцо.
Затем, усугубляя странность своего поведения, Джинкс неуверенно сказала:
— Мы еще увидимся, ладно, Дуг?
Однако, когда я обернулся, она уже закрыла за собой дверь.
Я никак не мог допустить, чтобы вечер закончился на этой совершенно нелогичной ноте. Оставалось только одно — вернуться и настоять на том, чтобы Джинкс объяснила причину своей холодности.
Сделав шаг к двери, я потянулся к звонку, но не успел я к нему прикоснуться, как дверь распахнулась. Я забыл, что Фуллер когда-то настроил входную дверь на мою биоемкость. Стоя у порога, я позвал:
— Джинкс!
Ответа не последовало.
Я вошел, прошагал через гостиную и столовую, заглянул в кабинет.
— Джинкс?
Я проверил все остальные комнаты, после чего заново прочесал весь дом, заглядывая за двери, в шкафы, под кровати.
— Джинкс! Джинкс!
Я кинулся к двери черного хода и проверил ее сервосистему. Холодная. Дверь не открывалась по меньшей мере последние полчаса.
Но Джинкс в доме не оказалось. Словно мне лишь пригрезилось, что она вошла в дом.
Глава 9
Передо мной снова встали в равной степени несостоятельные альтернативы. Либо Коллингсворт ошибался, убеждая, будто от ложной паранойи можно излечиться, всего лишь осознав, что она имеет место, либо Джинкс Фуллер на самом деле исчезла.
Через несколько часов после лихорадочных поисков в ее доме я завел машину в гараж, после чего в нерешительности остановился среди мрачных теней перед многоквартирным домом, в котором я жил. Даже не осознавая этого, я встал на медленно движущийся тротуар и вскоре обнаружил, что еду через тихие и пустынные районы города.
Я безуспешно пытался справиться с дилеммой. Исчезновения людей и предметов происходили на самом деле. Случай с Джинкс это доказывал. И такая же невероятная судьба постигла Мортона Линча, рисунок, изображающий Ахиллеса и черепаху, пластину на кубке с именем Линча, отрезок дороги вместе с ландшафтом, по которому она проходила.
Что касается Линча и рисунка, то их словно бы никогда не существовало. Дорога же в сельской местности вернулась на прежнее место. Но как же Джинкс? Возвратится ли она, заставив меня сомневаться — действительно ли я обыскивал ее дом и не сумел найти эту девушку? Или я скоро обнаружу, что о Джинкс тоже никто никогда ничего не слышал?
В течение первых часов ночи я два раза звонил домой Джинкс, но оба раза никто не ответил.
Проезжая по движущейся ленте тротуара по безлюдным центральным районам, я почти физически ощущал наводящее ужас присутствие некоей неизвестной силы, постепенно берущей меня в кольцо, — какой-то решительной, зловещей силы, прячущейся в тени. В любой тени.
Перед рассветом я звонил Джинкс еще три раза. И каждый из этих тщетных звонков вселял в меня ужасное подозрение, что я никогда больше о ней не услышу. Но почему? Исчезновение Линча можно было объяснить логически. Его действия явились вызовом неизвестной силе. А Джинкс, наоборот, утверждала, что ее отец погиб в результате несчастного случая.
И все-таки теперь она пропала…
Вскоре после восхода солнца я купил в автомате чашечку кофе, выпил и неспешно направился в «Реэкшенс». Там я обнаружил группу испуганных пикетчиков Ассоциации, столпившихся перед зданием, которых особый отряд полиции пытался защитить от нескольких десятков разъяренных сторонников Сискина.
Кто-то поднял над головой кусок трубы, чтобы швырнуть его в сборщиков информации. Но тут один из полицейских поднял лазерный пистолет, из дула которого вырвался конический луч малинового цвета, и человек с трубой, временно парализованный, повалился на асфальт. Демонстранты начали отступать.
Придя к себе в офис, я провел весь следующий час непрестанно бродя вокруг письменного стола. Потом появилась Дороти Форд и в удивлении отпрянула назад, увидев меня так рано, после чего все-таки направилась к шкафу.
— Слежка за тобой дается мне нелегко, — сообщила она, аккуратно, чтобы не испортить прическу, снимая маленькую островерхую шляпку. — И это нехорошо, потому что Великий Коротышка, наверное, думает, что к этому времени мы уже должны жить в одном гнездышке.