— Ну, и... и мы пришли на колодцы Турт-Адам без Гахана. Шли мы три недели по пустыне. И потом пришли на не ведомые никому дотоле колодцы. И на не ведомых дотоле колодцах нас ожидал английский корреспондент мистер Мак-Гахан, от скуки забавлявшийся охотой на пустынную антилопу.
— Я бы их вешал,— сказал Скобелев коротко.
В это время за порогом раздался шум, ругань конвойных, и в двери ввели человека, размахивавшего чемоданом.
— Очшень рад! —кричал он.— О'Доннован, честь имею... Представитель британской прессы.
— Наш штаб,— сказал Скобелев, вставая и закусывая ус,— наш штаб счастлив... в вашем лице... великую нацию.— Вежливо улыбнулся и пододвинул табурет.
Английский премьер-министр Веллингтон в газетах расхваливал русскую армию и писал о ее героических подвигах в Туркестане.
Через моря он протягивал русскому царю дружественную руку. Одновременно он посылал в Туркестан офицеров Бутлера и Непира с приказом поднять в песках восстание туркмен против русских.
С начала прошлого столетия города Средней Азии начали наводняться подозрительными странниками, фальшивыми дервишами и миссионерами.
Даже в русском Оренбурге сидели английские миссионеры Бернс, Аббос, Шекспир и другие. И Лондону не хуже, чем Петербургу, были известны запахи, цвет и цены кавказской нефти и туркестанского хлопка.
Утром О'Доннован лазил по окрестностям и в бинокль рассматривал стены Геок-Тепе. Боевые действия не начинались. Все, что нужно, было уже записано.
Днем О'Доннован пил английский коньяк, а к вечеру кончал туркменской бузой. Он был веселым человеком, да к тому же пили в лагере все.
Однажды вечером полковник Мечников пришел к Скобелеву сияющий:
— Мы имеем великолепный повод... Полное изъятие корреспондента без нарушения международной вежливости.
В официальных материалах говорилось, что О'Доннован напился пьяным, разделся голым и в таком виде плясал и буйствовал возле походного кабака. Корреспондента связали и тотчас же отправили в Красноводск.
О'Доннован очнулся на пароходе, идущем по Каспийскому морю в Баку. Он потребовал, чтобы пароход вернулся обратно. Капитан вежливо улыбался и молчал.
За кормой уходил вдаль желтый берег пустынной страны.
Полковник Мечников долго еще нервничал и помнил о корреспондентах. Допрашивая пленных туркмен, он всегда искал среди них разговаривающих по-английски.
В битве у Геок-Тепе ему участвовать не пришлось. Туркмены оказались сильнее, чем все думали. Осада затянулась. Полковника послали к красноводской бухте за транспортом сухарей и противоцинготных лимонов. Когда он возвращался, на востоке горело зарево.
— У Геок началось! — воскликнул какой-то офицер. Все бросились на холм и молча смотрели на клубы коричневого дыма. Оазис горел в дыму и грохоте. Мечников обернулся и вздрогнул... Недалеко в толпе стоял О'Доннован в костюме русского офицера и в бинокль смотрел на зарево.
— Олл-райт! Салам алейкум! — кивнул он полковнику.— Теперь мы можем разговаривать честно. Хлопок стоит хорошего зарева. Это сделано чисто.
О'Доннована схватили и отправили на Запад. Русские шли на Восток.
Если бы много времени спустя полковник был при взятии Мервского оазиса, он узнал бы в местном купце Ибрагим-саабе английского корреспондента О'Доннована.
Зарево было сделано чисто. Штурм Геок-Тепе был кровопролитным для обеих сторон. Туркмены сражались как львы, и об этом до сих пор поют песни. Но пушки победили...
Генерал Скобелев взошел на глиняную стену. Крепость догорала и дымилась, как брошенный путниками костер в пустыне. Вдруг генерал вздрогнул. Взгляд его упал на глиняную стену. Там чем-то, наверно палкой, было начертано по-английски: «Двенадцать, 47-С...» Потом еще какие-то формулы, и, говорят, еще будто в конце было приписано: «До свиданья».
Генерал испугался. Он не любил англичан, тем более таинственных.
Однако в английской надписи не было ничего таинственного. Теперь уже доподлинно известно, что крепость Геок-Тепе строил для туркмен, против русских, английский инженер Ботлер.
Заброшенные и потерявшие форму валы проросли травой и репейником, белая коза путешествовала по остаткам стены.
Ещё несколько исторических рассказов
Странные легенды встречаются в пустыне. Если старые туркмены Центральных Каракумов, рассказывая тайны песков, перечисляя старинных ханов и родственников дьявола, покажут в качестве реликвии рыжие подтяжки или стоптанный штиблет с остатками шнурков, не нужно удивляться. Это остатки последней легенды пустыни. Она же была ее первой основательной деловой прозой.