Я шагаю вперед, тыкаю Большие Усы рукояткой в пузо, тот сгибается пополам. Они снова отшатываются, их глаза оглядывают комнату в поисках солдат, которые будут драться за них.
— Больше никто не будет драться, — рычу я, — вы сами пройдете через эту грязь и кровь.
Люди начинают ломиться к двери, повсюду слышатся возмущенные крики.
Летят столы и стулья, когда они начинают отступать от вопящего и размахивающего мечом безумца. Примерно половина из них никогда не была в бою. Смесь алкоголя с гневом наполняет меня жаждой крови, красная дымка опускается на глаза, и я вижу горстки пепла, безликие незнакомцы из снов тянут ко мне свои когти, разрывая людей на части. Мою голову наполняют эти видения, и я чувствую головокружение. Словно четыре тысячи голосов в моей голове возжелали крови, четыре тысячи мужчин и женщин плачут, чтобы их не забыли, вопрошают о мести.
— Это за Франкса! — ору я, втыкая меч в живот Свинячему Носу. Остальные пытаются схватить меня, но я кидаюсь на них, рубя и размахивая мечом.
— За Пола! Поливикза! Гудманза! Гаппо! Кайла! Алису! Денсела! Харлона! Лорона! Джоретта! Маллори! Дональсона! Фредерикса! Брокера! Розеленда! Славини! Кронина! Линскрага!
Мои губы произносят литанию из имен, пока я режу этих трех высокомерных тифонцев на части, полосую их неподвижные тела, кровь брызгами летит на светло-голубой ковер, оставляя там фиолетовые лужицы. С каждым ударом я представляю смерти. Все, которые я видел, они вспоминаются и словно хотят вырваться наружу.
— За всех гребаных штрафников! За Лори! — заканчиваю я, оставляя саблю торчать из груди Свинячего Носа.
Люди кричат и хватают меня, кто-то набрасывается на меня справа, трусы, но я отталкиваю их, вспомнив в последнюю секунду, что нужно вернуться и вытащить прощение из мертвых пальцев Лысого. Я, запинаясь, лечу из двери и бегу по улицам, дождь заливает мои окровавленные руки, пока я заталкиваю прощение в карман.
Я ПРОСЫПАЮСЬ с таким громким грохотом в голове, словно стучат все кузницы Марса. Во рту будто несколько мелких грызунов уже как год устроили гнездо, конечности ослабли. Со смутными подробностями туманные воспоминания о прошлой ночи начинают возвращаться ко мне. Я ощущаю на руках запекшуюся кровь тифонцев. Мне действительно нужно было контролировать свой нрав. Следующим шагом, я проверяю свое прощение. Я шарю по карману, и мое сердце уходит в пятки, когда я обнаруживаю, что тот пуст.
Именно в тот момент я слышу звук рвущегося пергамента и вынуждаю свои глаза открыться. Кто-то стоит надо мной, и я падаю на стену аллеи. Солнце отражается от стекла за фигурой, так, что она остается в тени. Прищурившись от света, все, что я вижу — две синие, сияющие точки. Два кусочка вспыхнувшего льда. Он что-то роняет, и я вижу свое прощение, порванное надвое, порхающее к мокрой земле. Он достает болт-пистолет и тыкает им мне в лицо. Первое что приходит в голову: "Какого черта он здесь делает?". Второе: "Во имя всех святых, как он вернул свою руку?".
— Я знал, что ты вернешься ко мне, Кейдж, — беспощадно мурлыкает Полковник, — ты принадлежишь мне. И всегда будешь принадлежать. Я могу убить тебя сейчас же, или могу дать тебе еще один Последний шанс.
О, фраг…