— Пусть все гуляют и пьют во здравие королевы и принца. И пусть ни о чем не беспокоятся, я за все плачу!
Три дня и три ночи не стихали радостные крики, музыка и песни. Народ пил за здоровье королевы, счастье принца и процветание страны.
На исходе третьей ночи королева открыла глаза и потребовала принести сына. Кормилица поднесла ей младенца.
Едва увидев его, королева закричала и залилась слезами, уверяя, что это не ее сын, а чудовище.
На ее крики сбежались слуги и видят — бьется королева на полу, трясет ребенка что есть сил и кричит:
— Уходи чудовище, скройся с глаз, верни мне моего сына!
Отняли у нее перепуганного младенца, унесли. А она не унимается, кричит:
— Выбросьте этого уродца! Скормите его собакам! Верните мое дитя!
Примчался король, встревоженный ее криками, спрашивает, что случилось.
— Разве ты не видишь?— рыдает королева, — Наш мальчик походил на херувима, что нарисован в куполе церкви. А это создание уродливо, кожа его темна, ручки и ножки тонки и кривы, волосы сбиты в колтуны, как шерсть больной росомахи!
— Ты ошибаешься, любовь моя, — отвечает король, — наш сын прекрасен! Взгляни на его золотые волосы, на белоснежный лобик, на розовые щечки!
Но королева была безутешна и твердила свое.
Тогда лекари напоили ее успокоительными снадобьями и она погрузилась в сон. Король дал распоряжение нянькам и кормилицам не спускать глаз с королевы и принца, а сам послал за старой Эдой. Старая Эда взглянула на ребенка и лицо ее потемнело. Она наклонилась, осторожно понюхала младенца, отшатнулась и зажала нос рукой.
— Вы все слепцы! — удрученно сказала она, — Лишь мать видит правду — длинны и тонки уродливые руки и ноги этой твари, голова заросла косматой черной шерстью, а глаза — точно шляпки прошлогодних желудей!
— Окстись старуха! — нахмурился король, — мой сын прекрасен, как яблоневый цвет первого дня!
Но старуха упрямо покачала головой.
— Твоего сына подменили и наложили морок. Одна мать видит правду. И от меня ее не скрыть, ибо слишком много я видела, чтобы обмануться мороком. Сделайте как велит королева!
И вновь отказался король.
И тогда старуха указала на зеркало, висящее на стене опочивальни.
— Разбей его! И тогда увидишь то, что вижу я.
Дерзкие слова старухи рассердили короля, но он помнил завет отца — не позволять гневу туманить разум.
И он ответил:
— Ты не ведаешь, о чем просишь, старуха. Мой отец в свой последний час повелел мне беречь это зеркало, как собственное сердце. Если оно разобьется, страшные беды падут на наш род и на всю страну. Я прощаю тебе твое недомыслие. Уходи и благодари небеса, что я дал клятву не пускать гнев и жестокость в мое сердце.
Он кликнул слуг и велел им вывести старуху вон.
Решив, что сделал все, что мог, он прилег возле ложа королевы и не заметил, как уснул.
А на рассвете вдруг проснулся, словно чья-то рука его толкнула. Не обнаружив в спальне ни супруги, ни сына, а только глубоко спящих кормилиц, он бросился на поиски. Долго искать не пришлось — из каминного зала донесся отчаянный крик ребенка.
Вбежав в зал, король увидел страшную картину — в камине полыхает огонь, а королева держит над пламенем лопату, которой пекарь сажает в печь хлеб. На лопате лежит младенец и отчаянно кричит. А королева приговаривает:
— Эй, ведьма, сейчас я спалю в печи подменыша! Хочешь спасти свое отродье — верни мне моего сына!
Не помня себя, бросился король, выхватил из пламени младенца, крикнул слуг, велел схватить королеву. Семеро служанок с трудом удерживали хрупкую, слабую женщину, она рвалась и кричала:
— Бросьте в печь подменыша! Ведьма, верни мне сына!
Понял тогда король, что лишилась рассудка его нежная королева.
От горя и гнева, забыл он клятву, данную отцу, сердце его ожесточилось и стало как камень. Он приказал заточить королеву в самой высокой башне замка и не показывать ей сына, чтобы она не причинила ему вреда. А покои королевы закрыли на замок вместе с ее любимым зеркалом.
***
Новорожденного принца нарекли Эриком. Он был красив и здоров, ел с отменным аппетитом, и не было причин беспокоиться за его жизнь. Но король строго-настрого повелел семидесяти нянькам по очереди стеречь юного наследника и не спускать с него глаз. И под страхом смерти запретил говорить с ним о матери и о том, что она хотела с ним сотворить.
Но ясные глаза мальчика видели много такого, что скрыто от людей.
Эрик часто просыпался среди ночи, кричал и плакал и уверял отца, что является к нему старуха — вместо глаз у нее пустые глазницы, покрытые черной кровью. Она открывает беззубый рот, словно силясь что-то сказать, но вместо слов он слышит лишь тоскливые звуки колыбельной песни. Рассказывал принц, что кто-то зовет его, то тихо и жалобно, а то визгливым криком.