Не прижму тебя к груди —
Громким плачем мать буди.
В лапах нечисти лесной
Оборвется голос твой!
Женщина вдруг умолкла, подняла голову и Эрик вздрогнул, увидев ее лицо.
Он знал эту женщину. Ее портрет он разглядывал долгими часами. Его мать! Она жива! Почему она здесь? Почему все уверяли его, что она давно умерла? Каждый день он любовался ее нежной красотой, запечатленной художником, разговаривал с ней, доверял ей свои тайны. Но на портрете она была юна и прекрасна, а сейчас походила на увядшую лилию.
Боль, мучительная, неизбывная, наложила печать на прекрасное лицо, застыла в глубине мутно-зеленых, как стоячая вода, глаз.
Так сильна была эта боль, что пронзила принца.
Он протянул к ней руки, но Королева отползла к стене, крепче прижимая к себе сверток и не спуская с Эрика глаз, полных ужаса и ненависти.
— Матушка… — промолвил Эрик, — Ты жива! Но почему ты здесь? Все уверяли меня, что ты умерла!
— Мне нельзя выходить. — прошептала королева, — И спать нельзя. Зеленая тварь утащит моего сыночка, лишь только я закрою глаза.
И, прижавшись к холодной, сырой стене, королева запела дрожащим голосом:
Разбуди меня скорей!
Позови пономарей!
Никогда они не спят,
Громко в колокол звонят.
Динь-дон, динь-дон,
Твою маму морит сон…
Мертвый будешь, иль живой —
Не услышу голос твой…
— Мне так жаль моего малютку. — жалобно проговорила она. — Он голоден… Очень голоден.
— Почему ты его не покормишь?
— Нельзя. — отвечала королева, — Он должен плакать и не давать мне спать.
Она нагнулась над свертком и прошептала:
— Знаю, мой мальчик, знаю… Но я не дам тебе молока! Пососи край моей рубашки, а не то вурдалаки высосут твою кровь.
— Но твой младенец не издает ни звука. — заметил Эрик, — Должно быть, он серьезно болен, и нужно позвать лекаря!
— Не говори так. Он здоров. Просто ты подменил его! — вдруг закричала королева и швырнула сверток ему в лицо. Кусок гнилого дерева выпал из него и подкатился к ногам ошеломленного Эрика.
— Ты забрал моего сына! — зарыдала несчастная мать, — Вот что осталось мне вместо него!
— Я ничего не забирал у тебя. Я твой сын. — проговорил принц, в ужасе глядя на свою мать.
А она жалобно всхлипывала, раскачиваясь из стороны в сторону и чуть слышно напевала:
Паучок на стене
Белый череп на спине.
Повернись-ка на бочок!
Это ведьмин паучок...
Глядь — у ведьмы мой сынок,
У меня — гнилой пенек
ручки-ножки-веточки...
Баю-баю, деточка..
— Проклятый подменыш… — стонала королева, отвернувшись к стене и пряча лицо в ладонях, — Твоя мать забрала моего прекрасного мальчика, а взамен оставила тебя, мерзкое отродье вурдалачьего леса…
— Матушка! — взмолился Эрик, — взгляни на меня, узнай своего сына! Все говорят, что я как две капли воды похож на твой портрет.
Но королева мотала головой, не отнимая рук от лица.
— Зеркало, что висит в моей опочивальне… из него вышла зеленая тварь… Загляни в него и увидишь, на кого ты похож… Убирайся, откуда пришел!
— Не прогоняй меня, — взмолился принц, — я так тосковал по тебе! А если правда то, о чем ты говоришь… я буду любить тебя, как не смог бы любить сын. Ты не пожалеешь о том, что приняла меня.
На одно мгновенье просветлели мутные глаза и смягчилось искаженное страхом и злобой лицо королевы. Но в следующий миг она вновь оскалила зубы и прошипела:
— Ты мне не нужен! Убирайся к себе на болото! Я задушу тебя своими руками! Я велю скормить тебя собакам! Пусть вернется мое дитя… Никто, никто мне не верит…
Она тихо и горько заплакала, забившись в угол.
Сердце принца разрывалось. Он был рад, что мать его жива. Но понимал, что своим существованием причиняет ей страдание, что противен ей и невыносим. И так жаль ему было королеву, что ни капли гнева или обиды не проникло в его сердце с ее страшными словами. Он чувствовал одно сострадание. И, не желая умножать горе несчастной женщины, он молча поклонился ей и покинул ее пристанище.
— Верни моего сына! — крикнула королева и швырнула ему вслед гнилую деревяшку.
Он спустился вниз по темной скользкой лестнице, оступаясь и уворачиваясь от летучих мышей, вышел в ночь и побрел неведомо куда, терзаемый горькими мыслями.
У него никогда не было матери, и вот он обрел ее, чтобы вновь потерять. Он воочию видел перед собой переполненные болью прекрасные глаза королевы. Перед этими глазами меркли его собственные страдания. Его сердце твердило, что он должен вернуть сына несчастной женщине, запертой в башне.