Выбрать главу

— Ничего, — быстро ответил Самусь. — Знаешь что… Нам надо встретиться. Срочно и обязательно.

Антон, естественно, не возражал. Потому что был очень напуган происходящим. А это же истина: когда человек боится чего-то неведомого, он так хочет надеяться на чудо. На чудо, которое само собой вытащит его из некой передряги. Так что сейчас депутат поверил бы многим. Что же касается Самуся, то тот был слишком умен, хитер, изворотлив, дальновиден, обладал глубоким аналитическим умом, и поэтому вполне мог прийти на помощь своему патрону.

— Давай-ка приезжай ко мне на дачу, — потерянно сказал Антон Валерьевич. — Я здесь. И жду тебя.

Отключив сотовый телефон, он небрежно бросил черную коробочку на стоящий рядом столик и откинулся на высокую спинку дивана. А ведь Валентин, похоже, добился того, к чему, скорее всего, стремился: тут и в самом деле запрешься на все запоры, чтобы только максимально обеспечить свою личную безопасность.

Впрочем, само по себе понятие «личная безопасность» слишком широко, слишком объемно, слишком обло, как писал разок проехавший по России и обалдевший от увиденного Радищев, чтобы принимать его буквально. А потому вопрос сейчас состоит в первую очередь в том, в какое слабое место собирается и грозит ударить неизвестный. Потому что слабых мест, хотя и не слишком много, но было у Антона не одно. Причем, своя собственная судьба стояла в этом перечне отнюдь не на первом месте. И вовсе не потому, что он был таким уж фаталистом или не дорожил собственной жизнью. Отнюдь. Просто Тоха давно усвоил истину, что гарантированно уберечь делового человека от киллера практически невозможно. Борисевич, Салоник, Волков, Стилет, Соломон, Сильвестр, Весельчак У — это только несколько человек из тех, кого лично знал Антон Валерьевич и кто, несмотря на все свои возможности, не смогли уберечься от убийц. Да и сам он с помощью того же Быка несколько раз принимал участие в том, чтобы спровадить в небытие людей, которые по какой-то причине оказались у него на пути. Ну а раз так, то сама по себе мысль о том, что если он в чем-то вдруг нарушит некие правила игры, если наступит кому-то на пятки, если окажется у кого-то на пути, то против него могут быть приняты некие кардинальные меры, эту мысль теперь он просто принимал как данность. Ибо хорошо понимал: против подобных выпадов из-за угла он ничего противопоставить не может. Значит, заботы о собственной безопасности приходилось ориентировать в другом направлении, так сказать, на превентивную работу. Тоха стремился всякий раз тщательно обдумывать свои действия, которые могли затронуть интересы сильных мира сего. Если и вторгался в сферу чужих интересов, то делал это либо (исключительно редко) заручившись «разрешением» мафиози, курирующего данный участок «работы», либо (чаще) старался сделать это чужими руками, чтобы на него при разборках ничего не указывало. Немаловажную роль играло и то, что Тоха сумел наладить добрые отношения с Припевочкой — уникальной женщиной, которая организовала в Москве мощное охранное агентство, при этом имела очень широкие связи в криминальном мире и нередко выступала в роли третейского судьи и посредником в разрешении конфликтов между кланами и группировками.

Короче говоря, Тоха в полной мере отдавал себе отчет, что если на кого-то начнется настоящая охота, если этим делом займутся настоящие профессионалы, этого человека вряд ли кто или что спасет. Этого не мог не понимать и неведомый Валентин. Не может он не осознавать и того, что и Тоха отдает себе в этом отчет. Ну а раз так, соответственно, он не стал бы пытаться запугать его угрозой выстрела из-за угла наемного убийцы. Следовательно, приходилось ориентироваться на другие гипотезы, которые могли бы объяснить странные, не поддающиеся объяснению, поступки таинственного Валентина. Ну не может же он всем этим просто так, от не фиг делать, развлекаться, в самом деле!

А ведь было чего опасаться, право слово, было. Как хорошо сказал Стамп в исполнении Басова из «Приключений Электроника», у каждого человека должна быть своя кнопка, главное заключается лишь в том, чтобы ее найти… У Тохи было несколько таких жизненно важных кнопок.

Среди них, например, такие.

Скажем, наличествовал в швейцарском банке некий счет, который можно было слишком легко опротестовать и вернуть «в фонд государства», потому что поступившие на него весьма немалые деньги и в самом деле являлись в полной мере государственными. Другое дело, что Тоха сумел определить их на личный счет, ну да это уже проблемы все того же государства… Через какое-то время отнять у него эти деньги будет уже слишком сложно, но сейчас, когда еще живы и находятся у кормила власти (у того кормила, которое от слова «кормиться», а не от устаревшего «править»), а потому без проблем «сдадут» его при случае некие руководители, которые… Впрочем, это неважно. Главное, что немалая сумма государственной валюты и в самом деле незаметно осела на его личном счете, однако шума по этому поводу никто не поднимает, потому что подобные суммы оседают на аналогичных счетах едва ли не ежедневно…. И тем не менее, хотя и не крадет у нас сейчас только ленивый или тот, которому просто украсть нечего, поступи информация об этом личном счете Антона Валерьевича куда следует, денежки с него вполне могут вернуть обратно. И прикрывавший сделку с той стороны партнер не станет вмешиваться и заступаться — закон преферанса: лучше партнер без двух, чем сам без одной… Нет, что ни говори, а это и в самом деле слабое место в его биографии последнего времени, а потому удар по нему был бы достаточно чувствительным.

Все это правильно, все это не вызывает сомнения. Хотя с другой стороны, такой удар был бы чувствительным, но отнюдь не смертельным. Потому что у Антона Валерьевича данный счет в иностранном банке, хотя, наверное, и самый крупный, но отнюдь не единственный. Да и недвижимость на Западе кой-какая имеется.

Жена? Да хрен с ней, с этой старой каргой! Их уже давно можно было не считать мужем и женой. Ей, старухе, сейчас важно лишь несколько вещей: деньги, жор, да бесконечные телевизионные сериалы со слюнями и соплями!.. Да и немудрено: она уже давно смирилась с мыслью, что больше ни в малейшей степени не привлекает Антона. И не только Антона — вообще никого. Жена была намного старше мужа, который в свое время женился на ней только лишь потому, что у нее был достаточно влиятельный по тем временам отец, который мог оказать благотворное влияние на его биографию. И Антон выжал из этого своего вынужденного семейного альянса максимум персональной пользы. И теперь эта жирная старая образина ему была попросту не нужна. Ему даже было стыдно появляться с ней где-то на людях. Таких опостылевших жен в былые времена попросту запирали в монастырь, замаливать грехи свои, мужа, всей семьи, а заодно всего человечества, чтобы они не маячили перед глазами, не путались под ногами и не дискредитировали мужей. Он, Антон, даже готов был бы внести за нее некую, даже весьма немалую, сумму, только бы она исчезла из его жизни в каком-нибудь монастыре! Да только ведь эта старуха на такое никогда не пошла бы. Какая, к черту, из нее монашка, если без телевизора жить не может, а слова о том, что существует пост, у нее вызывает только дополнительный аппетит! Тоже мне, невеста Христова!..

Любовница… Улыбчивую прелестницу Юленьку потерять было бы, бесспорно, жалко. Молоденькая, миленькая, хрупкая веселушка, которая в своей конторе без малейшего напряжения сумела влюбить в себя едва не всех мужчин… Слов нет, ее лишиться было бы жалко. Однако и это не смертельно. В конце концов, у него таких Юленек, Людочек, Машенек, Дашуток и протчая, и протчая, и протчая было столько, что всех уже и не упомнишь. Да и будет еще, будем надеяться, немало.

Нет, потеря его нынешней любовницы — это тоже не Бог весть какой удар для него. Вот если бы несколько лет назад кто-то покусился на Аленку, это и в самом деле был бы по-настоящему чувствительный удар, в нее он и в самом деле был влюблен по уши, был готов для нее на многое, едва ли не на все. Но только нынче все это уже в прошлом, да и закончилась та история не слишком хорошо… Антон вдруг почувствовал, как у него внутри все горячо сжалось при одном лишь воспоминании о том сумасшедшем периоде жизни, так немыслимо начавшемся и столь же бестолково завершившемся… Лучше не вспоминать, право слово!