Юрий Самарин
Тринадцатый ученик
Майка с жирным черным числом «13» мельтешила у колодца. Это Бармалей не литературный, но в своем роде герой — вышел на оздоровительную процедуру. Доносились звяканье ведра и надрывный свист крутящегося ворота. Чего бы, кажется, желать: дивный майский зачинающийся денек, абсолютная свобода и… легкий сверхъестественный намек — привет из прошлого и обещание на будущее. «13», чертова дюжина. Исполать тебе, Паша.
— Знать ничего не хочу.
Паша подгреб в кучу прошлогодние сухие прутья малины, спиленные сучья вишен, подхватил порядочную охапку и понес за калитку. У колодца вечно была сырость, рассыпанный сушняк придется кстати.
— Привет, Бармалей!
— Здоров.
Приземистый, но крепкий мужичонка с огромной, всклокоченной головой, проворно скинув майку и штаны, охлопывал себя по волосатой груди и ногам. На краю колодца «остывало» ведро. Бармалей подрабатывал в пристанционном магазине грузчиком, важно ходил в сером мешковатом халате и развлекал покупателей ядреными репликами. Однако главный смысл его жизни составляли всяческие приключения и авантюры, непрестанно кипевшие в большой не по росту голове. За них он и заслужил свое прозвище, за них неоднократно бывал бит и справедливо преследуем потерпевшими. Но, очевидно, неистощимая натура требовала дани, и Бармалей не жил — развлекался. Не более двух недель назад, позаимствовав у Вали-продавщицы белый халат, нарядился ветеринаром и на велосипеде отправился в глухую деревушку в соседнем районе. Обрадованные бабки повели его по хлевам и сараям. Бармалей держался солидно и неприступно, советы давал дельные, но отвлеченные и уже готовился принять законную мзду, как вдруг на тракторе подъехал сын какой-то из бабок, случайно узнавший его. Авантюрист был разоблачен и крепко побит.
Неудавшийся Айболит лечит теперь синяки обливанием. Лиловые разводы побледнели и впрямь на диво быстро — то ли колодезная целебная водица помогала, то ли легкомыслие.
— Запатентую, Паша, метод, разбогатею и коттедж себе поставлю. Приходи в гости.
Тут Бармалей ахнул, опрокинув на себя ведро, фыркнул, захохотал и еще радостней засиял глазами.
— Смотри не обмани. Приду. — Паша тоже засмеялся.
Как чудесна, как хороша жизнь! Лето только подступает, сады еще не цвели, но вот-вот… И во всем ожидание и тонкая, едва слышная радость. Есть даже деньги на пару-тройку месяцев: Паша удачно продал пейзаж через своего приятеля и написал заказной портрет. Так что можно просто жить в фамильной избушке, не думая ни о чем.
Бац! — звонко ударил о пустое ведро камень, и, пошатнувшись, оно свалилось в колодец.
— Стервец! Гад! Найду — убью! — пообещал Бармалей со страстью и погрозил кулаком в сторону недостроенного кирпичного здания, вытянутого вдоль железнодорожных путей и зиявшего пустыми оконницами. Когда еще предполагались некие перспективы, там должны были поместиться медпункт и библиотека. Но нынче «громадье планов» аннулировалось, все, что можно было отодрать и отколупать, растащили, а каменный остов стоял памятником погибшим надеждам.
Где-то среди голых стен и скрывался злоумышленник, впрочем, превосходно всем известный.
— Митька, — сказала тетя Нюра, Пашина соседка по усадьбе слева, подходя к колодцу, — милиция по нему плачет.
— «Милиция»!.. — донесся саркастический вопль из-за плотно сбитого дощатого забора. — мальчишка без отца-матери растет, — запричитали дальше, — чуть не потонул из-за сглазу. Мало вас, ведьмачих, палили.
— Чего? — задохнулась тетя Нюра.
— Кошку давай! — заорал Бармалей, и Танька Мурманчиха без возражений понеслась к сараю за железным тройным крюком, именуемым «кошкой», потому что внук ее Димка, пулявший камнями из укрытия, достал уже всех в деревне и она опасалась справедливого возмездия.
Димка был сослан сюда, к бабке, из Мурманска, где действительно торговые мамка с папкой не имели ни времени, ни сил расправляться с отпрыском, то и дело навещавшим отделение милиции. Шустрый мальчонка ссылку свою (уже полтора года) отбывал весело и был дружно ненавидим всем местным населением.
— Чего это она так тебя, теть Нюр?
— Я ни при чем, — забормотала тетя Нюра, придвигаясь к Пашке и хватая его за пуговицу рубахи, — он мне прошлым летом все цветы перемял — я только глянула на него. А он чуть не утоп. В водорослях запутался посередке пруда.
— Все в курсе, — добавил Бармалей, — он там рыдал и орал, пока детский круг не догадались бросить.
— Ведьма! — выкрикнула Мурманчиха, перебрасывая металлическую «кошку» через забор.