В такие переломные моменты, когда кажутся достижимыми самые дерзкие мечты, нередко случается, что в жизнь твою входит другой человек. Спонтанно возникают симпатии и сопереживание, от обоих исходят волны, полные доброты, искренности и эмоциональной щедрости, их колебания составляют мощное силовое поле и увлекают в мир долгожданной гармонии, где каждый открывает в другом самого себя, обнажает перед ним свой внутренний мир, не таит подлинных фантазий и желаний. Поистине тогда силой звезд свершается притягиваемых сердец переворот...
Ничего не поделаешь, так уж устроены человеческие существа - не могут они жить без желания встретить того, кому можно доверить все, с кем легко говорить о самом сокровенном. Воцарившись в сердце, любовь становится сильнее воли, затмевает все и вся, устремляет мысли и чувства к тому, кто увидел и понял твое подлинное "я". Это взаимное притяжение необоримо, оно побеждает даже стремление к независимости и свободе. Почти каждый человек не может жить без умиротворяющего убежища, где душа очищена от низменных страстей, состоит в согласии с самой собой. Слияние в единое целое благословляет Небо, оно покрыто "тайной двух" и мистикой глубин природы человеческой. В их "храме" они священнодействуют сами.
Но, к великому сожалению, если чувство замкнуто лишь на себе и не происходит никаких душевных затрат, оно обречено на умирание. И тут не властны кодексы морали, они бессильны. Помочь влюбленным может лишь прохождение их корабля через подводные рифы. Любовь дарит высшее физическое и духовное наслаждение, однако с нею порой связаны и нечеловеческие страдания, когда бессознательно причиняется боль другому, унижается его чувство собственного достоинства. Чуткость и нежность предотвращает печальный исход, но не всегда. Прочная и длительная близость больше предопределяется гармонией темпераментов и чувств. В интимной же жизни у каждого существуют тайные желания, прямо не выражаемые, но, если они не исполняются, всегда найдется третий, кто попытается их удовлетворить...
Если любовь стремится выжить, она должна не тлеть, а гореть, как "неопалимая купина". Сколь велико бывает любовное чувство, а потом пропадает бесследно, если обнаруживается вдруг стремление обладать любимым существом, точно собственностью. Там, где начинается соперничество в любви, любви, уже, увы, нет места...
Еще древние греки говорили о неистовстве, дарующем наибольшее наслаждение. Мудрый Платон думал о первоначально единой человеческой природе, разорванной потом на две половинки - мужчину и женщину. Любовь он назвал порывом к воссоединению в единое целое этой природы, жаждой преодолеть разрыв. Может быть, благодаря духовно-плотской полярности и существует мир, пребывая в вечном предвкушении слияния, как два любящих существа в томлении друг по другу? Можно отгородиться от людей в своей печали, боли и даже удовольствии, но отгородиться от любви невозможно как от животворной силы добра. Сберечь счастье в любви крайне трудно, но и в печали она прекрасна.
Чувство это не ведает национальных границ, однако по-разному окрашивается оно под влиянием местного колорита. Итальянка поверит, что по-настоящему любима, если ради нее поклонник готов совершить преступление. Англичанка - если любимый способен на безрас-судство. Француженка - если на глупость. Русская - если на все вместе, включая грехопадение ради спасения. Но есть и один общий, весьма распространенный тип женщины и мужчины - те которые испытывают просто физиологическую потребность в любви, требуя ее для себя и не отвечая взаимностью.
Словом, у "них" принц Гамлет, у "нас" братья Карамазовы, но все хотят видеть в себе личность, а не только инструмент продолжения рода. Без любви к женщине мужчина неполноценен, равно, как и она. Ее высшее предназначение, думается, даже не столько в продолжении рода, сколько в утверждении вечной женственности, выполняющей творческую, созидательную роль в развитии цивилизации. Взаимоотношение мужского и женского начала есть таинство гармонии, но и человеческое достоинство каждого должно быть сохранено и не уязвлено.
Как хочется продлить блаженный миг любви, но вновь спускаешься на грешную землю и видишь - сколько препятствий расставлено на пути божественного слияния влюбленных. Разжигаемое политикой и экономикой соперничество заглушает этот естественный порыв, пытается заменить его страстью к материальному комфорту, власти и престижу. И вот уже нет-нет да мелькает мысль - не лучше ли обойтись без лишних терзаний и, если полюбить, то постараться не глубоко и не сердцем, а рассудком, чтобы в будущем оградить себя от возможных страданий и огорчений.
Рядом с любовью всегда живет опасение потери любимого, словно кто-то пытается внушить нам жалость к самому себе. Но универсальной модели любви, увы, не существует, в каждом отдельном случае это глубочайшее душевное потрясение. Парадокс любви и свободы заключен в стремлении к полноте бытия, символ же ее - кусающая себя за хвост змея - древний символ единства и неделимости целого.
А сколь призрачна граница между любовью и обладанием, когда своей любовью мы лишаем любимого свободы и подавляем его "я"! Многие ли родители бескорыстно любят своих детей и могут научить их бескорыстно любить других? Им важнее обладать и, когда они чувствуют угрозу потери живой собственности, не останавливаются даже перед истязанием собственных чад. В отношениях между мужем и женой, как и между влюбленными, случается то же самое. Мы жаждем обладания каждый по-своему, но преимущественно из корысти и жадности: "Это мое и я его никому не отдам!" В этом и кроется корень зла, неприглядная сторона самого высокого божественного чувства.
Любопытен взгляд Ницше на проблему любви и бескорыстия. Для немецкого философа эти чувства были проявлением слабости. Стремление к любви он считал уделом рабов, не способных добиться желаемого иначе, как посредством любви, усматривая в этом стремлении признаки вырождения человеческой расы.
Хотя тяга к любви и единению душ человеческих при-знается высшим законом жизни, это не мешает даже священнослужителям прибегать к насилию, обману и вмешательству в личную жизнь граждан, разглашая тайну исповеди. Прожить в любви к ближнему, не мстить и не причинять никому зла, прощать грехи всем, кроме себя, - такое удавалось, как уверяют, разве только Иисусу Христу да его апостолам и святым угодникам, и то ценой немыслимых страданий.
Святой Антоний! Не ты ли предупреждал, что не в лоне природы должно произойти любовное слияние людей, а в лоне Отца Небесного. Верный евангельским заповедям, ты призывал к единению людей не по образу звериной природы, а по образу природы Божьей, в которой превыше всего личность человеческая. Проповедуя аскетизм и воздержание от телесных наслаждений, посвятив жизнь свою служению Всевышнему, ты, святой отец, повторил подвиг Христа, ведя упорную борьбу с земными искушениями.
Любовь и ненависть - вечные спутники души человеческой. Трагедия и логика любви не только в смерти или разлуке, но и в том, что следствием любви оказывается порой столь же страстная, черная ненависть. Может быть, поистине, с тех пор, как человек обрел душу, он навечно потерял Эдем?
Как гетевский доктор Вагнер, мы никак не поймем, почему нераздельный союз души и тела не ограждает их от смертельной вражды между собой. И всяк ли точно может представить себе, о чем идет речь в этом четверо-стишии из "Фауста":
Двух сливая воедино,
Длит любовь блаженства миг,
Но конечная вершина
Единение троих.
Догадаться, конечно, можно. Но только ли именно это имел в виду Гете?
Из экспресс-досье
Знатоки души человеческой, чаще всего неудачники в личной жизни, вроде популярного в начале века немецкого философа Отто Вейнингера, утверждают: "Нет женщины, которая хотя бы раз в мыслях не изменила своему мужу. Измена для нее - нечто заманчивое и пикантное, лишенное беспокойства о нравственности, женская же преданность - лишь результат могучей половой связи, собачьей покорности и цепкой привязанности к мужу. В лю-бой женщине заложены инстинкты проститутки".
Мысли достаточно претенциозные, но далекие от реальной жизни.
Студиозус из Германии Вейнингер, очевидно, подзабыл гениальное творение своего соотечественника. В нем на шабаше ведьм, куда попадает Фауст с Мефистофелем, хор колдунов исполняет два великолепных куплета. Одна по-ловина хора поет: