Трип Панк
На задворках созвездий
Илье Викторовичу Юзефовичу с благодарностью
На задворках созвездий
Только детские книги читать, только детские думы лелеять.
О.Э. Мандельштам
I
– Ле-о-о-о-оха-а-а!! Ле-о-о-о-оха-а-а!! – кричал во все горло мальчик с красным велосипедом, направляя свой воинственный крик в верхние этажи девятиэтажки. – Ле-е-о-о-ха-а!!! Вы-ыхо-о-ди-и-и!!! – не унимался он. – Ле-о-о-о-оха-а-а!!
Пожилая пышная женщина преклонного возраста, сидела на балконе и пила чай с пряниками, но услышав этого горлопана, направилась в комнату, приговаривая: «Вот разоралси, вот разоралси-та! Горло дерет свое с утра пораньше». Она вошла в комнату, где её нерадивый внучек в поте лица играл гаммы на фортепиано, подавляя агрессию и обиду на весь белый свет.
– Леш, – сказала она строго, – тебя там зовут.
– Кто? – спросил мальчик с надеждой на освобождение в глазах.
– Да кто-кто... Игорек, кто ж еще может так орать в десять часов утра.
– А-а-а, а че он орет?
– На улицу тебя зовет.
Мальчик повесил нос, осознав невозможность преждевременного освобождения, и нехотя повернулся к ненавистной ему Ласточке.
– Сиди, сиди, занимайся, ты вчера прогулял. Вот сегодня будешь сидеть час, вместо получаса.
– Ба, ну можно я пойду погуляю с Игорьком, а потом я обязательно посижу в жару? Пока прохладненько на улице.
– Нет, – отрезала она, – сначала дело, потом гуляй на все четыре стороны.
– Ну бабушка! Ну пожалуйста! - умолял он, едва сдерживая слезы.
– Никаких бабушек, играй давай, а потом побежишь к своему Игорьку.
– Ну можно я хотя бы выйдут на балкон? – говорил Лешка дрожащим голосом.
– Ой, ну выйди, выйди! – драматизировала она, размахивая руками, – Лентяй! Лишь бы не заниматься!
Лешка вскочил со стула и рванул на балкон. За окном был второй день лета. Утренняя прохлада разносилась по маленькому раю. Второй день лета, боже, ну какая радость! Нет тебе ни школы, ни уроков, не нужно вставать по принуждению и тащить неподъемный рюкзак в школу, нет больше дневников и оценок, а только полная свобода – свобода мысли, действий, фантазий, режима сна и приема пищи.
Увы и ах, каникулы для Лешки были всего лишь радостным словом, и познать их истинный вкус с кислинкой беззаботного лета, к сожалению, не удавалось. На повестке дня него уготован черствый гранит фортепианной науки. Да что же это вообще за каторга такая, а? – возмущался Лешка, переходя на предслезный фальцет. – Ну как же так можно? Все дети, как дети: каникулы по три месяца, детские лагеря, речка, велосипед, футбол, а я – за фортепиано. «Леха выходи на улицу – не могу, я за фортепиано», «Леха, пошли на велосипедах покатаемся – не могу, мне надо играть гаммы!» Да провались пропадом это гадкое пианино. Ну и буду говночистом, зато детство будет у меня. Старая дура! Надоело мне уже преть на стуле возле пианино, и без конца и края гонять, то вниз, то вверх, эти дурацкие гаммы.
Он вышел на балкон и отворил створку. Внизу был Игорек, который оставил в стороне свой красный STELS и гонял голубей возле подъезда.
– Игоре-о-о-ок, – крикнул Лешка, тем самым встрепенув своего друга. – Игоре-е-к, ме-ня не от-пуска-а-ют на ули-цу-у-у!
– По-че-му-у? – кричал в ответ Игорек.
– Мне на-а-до занима-а-аться!
Вдруг, один из жильцов дома, живущий несколькими этажами ниже вышел на балкон и грозно закричал:
– А ну хорош орать с утра пораньше. А ну марш отседова, а то задницу надеру!
Игорек запрыгнул на велосипед и, оставляя после себя столб пыли, рванул прочь, а Лешка опечаленный вернулся к Ласточке и продолжил играть ненавистные гаммы, вопреки катанию на велосипеде на свежем воздухе. Ох, как же ему хотелось запрыгнуть на свой синий STELS и прокатится на пару с Игорьком по большому кругу, через соседний двор. После свернуть на горку и мимо кассетного проката и школы, с ветерком рвануть до пивнушки, а дальше – направо и вниз до развилки, чтобы потом, с гарью в ногах подниматься в гору мимо магазина «Березка» и дальше во двор. Увы и ах, бабушка была непоколебима, а значит: Рэ- ми-и-фа-дие-е-ез-со-о-ль-ля-а-си-и-до-дие-ез-рэ-э!
Через час с небольшим Лешкины мучения закончились. Бабушку, которая вновь задремала на балконе, принимая солнечные ванны, пришлось разбудить, чтобы наконец получить вольную:
– Ой, иди, иди мученик! – отмахивалась она, точно от мухи. – Иди, гоняй, как угорелый! Гоняй, на здоровье. Мне-то что? Будь говночистом!
Лешка же, услышав заветное «иди», уже не слушал нудные опостылевшие речи бабули, пророчащие ему никудышное будущее, а в темпе presto прыгнул в сандалии и рванул на балкон, чтобы высвободить своего сизого коня.