– Лех, да это, епт, я тут с малолетства живу, – говорил он, оплевываясь табаком из самокруток.
– Как это?
– Да как, как? Мамка с батей в Косыге учились на одном курсе, ну и закрутили ромашку, а тут и я на брюхо стал изнутри давить. Так как ни у кого не было своего жилья, то батя устроился сантехником в нашу общагу. По должности ему отписали комнату, а так как он к тому моменту был человеком семейным, то коменды от всей своей алчной души выделили нам, скрепя сердцем, целый блок.
– А-а-а, вот оно как. Слушай, а почему Бен? Тебя ж вроде Степан зовут.
– А ты на рост мой посмотри.
И впрямь, Степан был совсем не высокого роста, даже в сравнении со мной. Если прикинуть на глазок, то где-то метр шестьдесят от полу.
– Так-так, и че?
– Да мы когда с Федором познакомились, то он в процессе пьянки придумал мне погоняло Биг Бен – ну в честь высоких часов в Лондоне, а отсюда и Бен.
– Аха-ха-хах!!
– Да Лех, такие вот дела…
Он поведал мне обо все пронизывающей черной экономике в общаге. Коменда барыжит ну вот всем чем только можно. Холодильниками, которые, как та коза, что все время к хозяину возвращалась, новой мебелью, аккуратненько сложенной на складе, кальянами, взятые у жильцов во время попоек, микроволновками, утюгами и прочей незарегистрированной техникой.
– Леха-а-а, а сколько тут стукачей, ты себе не представляешь. У них есть даже своя официально одобренная ассоциация под названием «Студсовет». Там такой блядюшник, мама дорогая. Там девчуля одна есть, Ленкой кличут. Мразь редкостная. Ты прикинь, она как-то накалякала жалобу на парнишку с просьбой выселить его за нарушение режима. Парень всего лишь ебать ее не стал, потому что там такая Елена, что мама родная – уж лучше в блендер запихать, чем в нее. Вот такие дела, Лелик.
В кромешной темноте единственным источником света были тусклые уличные фонари. Их рыбий жир пробивался сквозь грязные стекла, а разводы напоминали растекшуюся тушь на лице проститутки во время сеанса. Мы предавались танцевальному экстазу под песню мистера Кредо, который рисовал в сознании каждого из нас ту самую желаемую обетованную землю. Я вдруг обнаружил, что среди конвульсий в темноте не могу найти Иру. Рыжольда куда-то пропала. Где она? Вот сверкающая лысина Старого, вот мелькающие стекла очков Игната, Роман что-то упорно доказывающий Кире возле окна (небось снова присел на уши с какой-нибудь очередной теорией, выдуманной после прочтения одного из многих дураков-философов). Интеллигент, епт!
– Бен, а где Ира? – спросил я, в надежде прорвать музыкальную завесу.
– Че? – крикнул он.
– Где Ира? – сделал я еще одну попытку.
– А-а-а-а, Лех, пива нет, – ответил он дрыгая руками в такт.
– Да мне не пиво нужно, а Ира. Ир-а-а!!
– А-а-а, тогда не знаю, – ответил он и вернулся в компанию к танцующим дамам.
Я направился к философу на исходе дня.
– Кирь, я тебе базарю, стоики самые гениальные философы всех времен, ведь они одни из первых (Ик!) осознали, что человек смертен и должен проживать каждый день, как последний. (Ик!) Понимаешь? – кричал Роман, чтобы переорать Мистера Кредо.
– Роман, да нормально же все было, че ты начинаешь загонять свою телегу? Я сейчас Лелика позову. О, а вот и Лелик, – обрадовался он моему появлению и обнял. – Брат, – прокричал он сквозь музыку, – спаси меня от него, прошу тебя.
– Роман, опять ты свою лабуду толкаешь?
– Не лабуду, а истинное учение.
– Ребят, Иру не видели?
– А это кто, – недоумевая, спросил Киря.
– Ну рыженькая такая.
– А не, не видел.
– Эх…
Я вышел из блока и направился на балкон. Что-то жарко мне в блоке и тоскливо. Как так? Я увидел ее впервые, а уже чувствую какую-то привязку к ней. Эх, страсти то какие…
Выйдя на балкон, я увидел ее. Внутри запели тысячи ангелов от того, что она одиноко стояла на балконе и смотрела вдаль, на железнодорожные пути. А может она специально вышла, зная, что я буду ее искать, чтобы побыть наедине? Вопрос.
– Никак меня ищешь? – спросила она игриво.
– Ну-у, э-э-э...
– Аха-ха-хах!
Я подошел к ней ближе, и она сразу же облокотилась на меня, захватив мою руку. Мы любовались ночным Бирюлево, говорили о всякой ерунде: предпочтениях в еде, любимых фильмах и музыке. Я даже парочку стихов Шпаликова ей прочел, на что получил весьма одобрительный отзыв: «Бля, ты охуенный». Она поглаживала меня по руке, тем самым пробудив во мне не только мурашки, но и не самые целомудренные фантазии, которые, естественно, дали сигнал младшему Лелику, а он (предатель чертов!) встал, как оловянный солдатик, тем самым ввел меня в дурацкое положение. Хорошо, что она этого не видела… Ира прижалась ко мне сильнее, и я решил, что пора бы брать ее на абордаж. Мы обнялись и смотрели друг на друга. «Ох, – думаю я, – сейчас как в десны ее поцелую, и загорится зеленый свет над ее ложем». Но, увы, как только я приблизился к ней, то входная дверь балкона скрипнула, и раздался грубый мужской голос: «Э, бля, курите здесь?». Это был дядя Олег. Твою мать! Это он мне за пропуск отомстил? Рыжольда освободилась из моих объятий и улизнула с балкона, оставив меня наедине с этой машиной по обламыванию секса.