Шум с улицы.
Я вынуждена. Я оттуда, ты слышишь, как я их раздражаю. Черная! Так они здесь называют нас, я знаю… (Надевает другую перчатку.) Многое еще мне хочется сказать тебе, Андри, о многом спросить тебя, поговорить с тобой подольше. Но мы еще увидимся, я надеюсь… (Она готова.) Мы увидимся. (Еще раз оглядывается кругом.) Здесь, значит, ты вырос.
Андри. Да.
Сеньора. Сейчас мне следовало бы уйти. (Продолжает сидеть.) Когда я была в твоем возрасте… время летит, Андри, тебе сейчас двадцать, и ты не можешь представить себе: люди встречаются, любят, расходятся, жизнь впереди, а посмотришь в зеркало — она внезапно оказывается позади, себе кажешься почти той же, но вдруг оказывается, что это уже другие, кому сейчас двадцать… Когда я была в твоем возрасте… мой отец, офицер, погиб на войне, я помню, как он думал, и я не хотела думать, как он. Мы хотели другого мира. Мы были молоды, как ты, и учили нас ужасным вещам, и мы это знали. И мы презирали тот мир, который был, мы видели его насквозь, мы хотели попробовать жить в другом мире. И попробовали. Мы хотели не бояться людей. Ни в коем случае. Мы хотели не лгать. Когда мы увидели, что мы только умалчиваем о своем страхе, мы стали ненавидеть друг друга. Наш другой мир длился недолго. Мы вернулись через границу назад, туда, откуда вышли, когда были молоды, как ты. (Поднимается.) Ты понимаешь, что я говорю?
Андри. Нет.
Сеньора подходит к Андри и целует его.
Почему вы меня целуете?
Сеньора. Мне надо уходить. Мы увидимся?
Андри. Мне хотелось бы.
Сеньора. Я всегда желала вообще не знать ни отца, ни матери. Ни один человек не понимает своих родителей, видя мир, который они оставляют ему.
Входят Учитель и Мать.
Я ухожу, да, я уже уходила. (Молчание.) Итак, прощайте. (Молчание.) Я ухожу, да, теперь ухожу…
Сеньора уходит.
Учитель. Проводи ее! Но не через площадь, а в обход.
Андри. Почему в обход?
Учитель. Ступай!
Андри уходит.
Патер скажет ему. Не спрашивай меня сейчас! Ты не понимаешь меня, поэтому я тебе и не говорил. (Садится.) Теперь ты знаешь?
Мать. Что скажет Андри по этому поводу?
Учитель. Мне он не поверит.
Шум с улицы.
Надо надеяться, этот сброд оставит их в покое.
Мать. Я понимаю больше, чем ты думаешь, Кан. Ты любил ее, а женился на мне, потому что я андоррка. Ты предал нас всех. Но прежде всего Андри. Не проклинай андоррцев, ты сам андоррец.
Входит Патер.
Трудная у вас в этом доме задача, ваше преподобие. Вы, ваше преподобие, объяснили нашему Андри, что такое еврей и что ему надо принять это. И он это принял. А теперь, ваше преподобие, вы должны сказать ему, что такое андоррец и что ему надо принять это.
Учитель. Теперь оставь нас наедине!
Мать. Да поможет вам Бог, отец Бенедикт.
Мать выходит.
Патер. Я пытался, но безуспешно, с ними нельзя говорить, любое разумное слово выводит их из себя. Разойдитесь наконец по домам, сказал я им, и займитесь собственными делами. При этом никто из них не знает, чего они, собственно, хотят.
Андри возвращается.
Учитель. Почему так скоро?
Андри. Она хочет идти одна, говорит. (Показывает руку.) Это она подарила мне.
Учитель…Свое кольцо?
Андри. Да.
Учитель молчит, затем поднимается.
Кто эта сеньора?
Учитель. Тогда я провожу ее.
Учитель уходит.
Патер. Почему ты смеешься?
Андри. Он ревнует.
Патер. Сядь.
Андри. Что со всеми вами стряслось?
Патер. Смеяться, собственно, нечего, Андри.
Андри. Но смешно. (Рассматривает кольцо.) Это топаз или что это может быть?
Патер. Нам надо поговорить.
Андри. Опять уже? (Смеется.) Все ведут себя сегодня, как марионетки, если перепутать веревочки, и вы, ваше преподобие, тоже. (Закуривает.) Она была когда-то его возлюбленной? Есть такое ощущение. У вас — нет? (Курит.) Она — фантастическая женщина.
Патер. Я должен кое-что тебе сказать.
Андри. А стоять при этом нельзя? (Садится.) В два я должен быть в лавке. Разве она не фантастическая женщина?
Патер. Меня радует, что она тебе нравится.
Андри. Все держатся так натянуто. (Курит.) Вы хотите сказать, что не следует подходить к солдату и сшибать с него фуражку, если знаешь, что ты еврей, что этого вообще не следует делать, а я все же рад, что я это сделал, я кое-чему научился, хотя никакой пользы мне от этого нет. Теперь вообще, после нашего разговора, и дня не проходит, чтобы я не научился чему-то, от чего никакой пользы мне нет, так же, как и от ваших добрых слов, ваше преподобие, я верю, что вы желаете мне добра, вы христианин по профессии, но я еврей по происхождению, и поэтому я теперь эмигрирую.