— Я не пущу тебя! И если уж тебе захотелось тайно бежать из гостеприимного дома, в котором (заметь!) тебя вылечили…
— По-моему, определённый комфорт я заслужил.
— … не будь занудой и не перебивай меня!
— Хорошо, дорогая, не буду.
— Ты опять меня перебил! Но ты не заставишь меня забыть слова, которые я намерена тебе сказать, и прошу хорошенько запомнить их! Так вот, если тебе срочно нужно уходить, то я пойду вместе с тобой. И в этот раз ты от меня не отделаешься. Пусть хоть сотня принцев стоит под стенами замка!
— Ты не представляешь, как долго я мечтал услышать такие слова, моя принцесса.
— Мечтал! — фыркнула Юта. — Мог бы и сам позвать.
— Иди ко мне…
Оказавшись в объятиях, она, наконец, уверилась в том, что минувший месяц — не сон. Он действительно был здесь, рядом с нею. Он обнимал её, утыкаясь в макушку, вдыхал запах её волос, целовал её глаза, гладил по спине, по плечам — правда немного неуклюже и неловко, но тут уж ничего не поделаешь, дракону не у кого было учиться обращению с женским полом.
Растворяясь в счастье, она уловила, как отличаются объятия и поцелуи того, кто любит всем сердцем от тех же действий того, кто… Юта энергично тряхнула головой, чтобы прогнать неприятную мысль, видение, пытающееся отравить минуты её блаженства. Но образ не уходил.
— Что с тобой? — Арман моментально почувствовал перемену настроения.
— Тайно уехать не получится, неправильно это, — уткнувшись лицом ему в грудь, едва слышно проговорила она.
— Я ведь говорил только о себе. О моём отъезде мало кто пожалеет, соверши я хоть сотню подвигов. Я — оборотень, зверь. Меня здесь боятся. Страх кроется под ласковым обхождением, вниманием и улыбками, но это все равно страх, если не сказать хуже.
— Не говори так! — уловив едва заметную печаль в его голосе, быстро сказала Юта. Тонким пальцем провела по его губам, сгоняя прилетевшую горькую усмешку.
— Они правы в своих страхах, — вздохнув, продолжил Арман. — Я сделал то, что сделал, не ради них. До них мне нет никакого дела, да и никогда не было. Я думал о тебе.
Зеленые глаза его стали совершенно тёмными от расширившихся зрачков.
Они стояли, сплетясь, и время существовало для нее только в виде ударов сердца, глухо доносившихся через одежду от него к ней.
— Юта.
— Что?
— Тебе нужно хорошенько все обдумать.
— Ты опять за свое! — Оборвала она его на полуслове.
— Нет! — поспешно и как-то слишком резко сказал Арман, помолчав, тихо добавил — я хочу быть предельно честным, вот и всё.
Юта взглянула в его лицо. Арман был не высок, но все же выше ее, и Юте приходилось слегка приподниматься на цыпочки, чтобы заглянуть в его глаза, когда Арман смотрел вот так: куда-то в даль, словно сквозь неё.
— О чем ты? — она наклонила его голову ближе к себе. Арман поджал губы и глубоко вздохнул, будто решался на что-то.
— Юта, я не верю в то, что от союза дракона-оборотня и человеческой дочери могут быть потомки. Тебе некого будет баюкать, учить ходить, говорить. Мой замок — глухой и неустроенный — таким, скорее всего, и останется. Подумай хорошенько, сможешь ли ты день за днём, месяц за месяцем бродить по его коридорам, выбиваясь из сил, чтобы сделать его хотя бы немного похожим на то, что ты привыкла видеть дома. Постоянно и повсеместно ты будешь видеть только меня. Годы и годы перед тобой будет одно и то же лицо — моё, которое ты изучишь до мельчайших подробностей, а вскоре научишься угадывать моё настроение, или выражение лица, или желание даже, находясь в другой комнате. Подожди, не возражай! Пойми — годы, которые сложатся в десятилетия! Ни новых лиц, ни знакомств, ни развлечений. Ничего!
Арман замолчал. Стояла такая тишина, что было слышно, как мышь скребется где-то. Он обхватил её лицо двумя ладонями, заглянул в глаза.
— Понимаешь? — спросил он.
Помолчали. Потом он отвернулся и глухо и обречённо продолжил:
— Тебе придется жить с оборотнем, который и через сто лет вряд ли сильно изменится. Ты будешь стареть рядом со мной, и видеть как годы, оставляющие свой след на твоем лице, меня практически не касаются.
Арман почти физически ощущал, как её взгляд скользит по его лицу, по губам, наблюдая, как они шевелятся. Возможно, она повторяет их движения. Но он не мог заставить себя взглянуть в ответ и подтвердить или опровергнуть свои догадки. О чем она думает, разглядывая его так пристально?
Юта нахмурилась:
— Зачем ты говоришь мне все это?
— Я хочу быть честным, — упрямо повторил Арман.
Юта рассердилась:
— Да ты просто боишься! Боишься попробовать. Ведь все, что ты описал, может, произойдет, а может, и нет. Ну, кроме старости, конечно. Чайка то ли сядет на крыло дракона, то ли не сядет… Человек, который летал на драконе, не сможет жить в жестких рамках дворцового этикета — он с тоски умрет, — Юта внезапно вспомнила и повторила вслух мысль, которая пришла ей в голову однажды глухой, страшной ночью в холоде королевской спальни. Когда она в единой вспышке вдруг увидела свою жизнь и поняла свои поступки и желания. — Ты хочешь для меня такого конца?
Арман качнул головой, по-прежнему глядя в сторону.
— В таком случае у нас с тобой два пути: либо каждый в отдельности умрёт от тоски по другому, либо мы попробуем что-то построить вместе. Ты так не думаешь? Я готова попробовать, а ты?
Она ждала ответа. Спокойно и терпеливо стояла, выпрямившись и заглядывая ему прямо в душу. Взгляд её тянул, звал. Но Арман не решался прервать затянувшееся молчание — он не знал, что сказать. Вернее — знал, но…
Неужели она права, и он — такой могучий и сильный, способный за час спалить несколько деревень — просто боится. Нет, это не только страх нового и необычного. Что-то помимо его воли поднималось в памяти его из глубины веков, нашёптывая и причитая — ничего не будет, ничего не получится, все пойдёт прахом. Голоса сотни поколений могучих драконов доносились до него и воплощались в его нерешительность. О чём шептали эти голоса? Он уже озвучил это. Его убеждения и опасения, которые он пытался сейчас убрать со своей дороги, чтобы отвоевать свое право на счастье, стояли твердо на опыте его предков, живших на этой земле сотни лет и творивших свой промысел.
Вот именно — творивших промысел, вкушавших добычу. От этого никуда не деться, не забыть, не скрыться, а значит — он тоже чудовище, как и его предки. И его надлежит бояться и сторониться, а никак не любить. То, что каждый род живёт и исполняет свои законы, слабое утешение.