- Тсс, — приложила Горго палец к губам, — тихо! А то ещё услышит кто-нибудь и донесёт эфорам, что царь Спарты не любит воевать.
- Но я и в самом деле не люблю воевать. Я считаю войну злом, люди должны быть достаточно мудры, чтобы уметь договориться, не прибегая к оружию. Сохранять мир — вот величайшая добродетель и мудрость. Для того мы и должны всегда быть готовы к войне, чтобы защищать мир. Война несёт горе и смерть. Я отнюдь не считаю, что прав тот, кто сильней.
- Но ведь в этом состоит доблесть! Так нас учат наши старики.
- Доблесть состоит в том, чтобы сражаться за правое дело, а не в том, чтобы не давать мирно жить соседям, разоряя их набегами.
- Так думают афиняне и другие эллины, но нам, спартанцам, не подобают такие мысли. Наше дело — это война. Это единственное занятие, достойное мужчины.
- На всякую силу найдётся сила превосходящего противника. Война как жизненное занятие — это разбой. Я понимаю, когда речь идёт о том, чтобы защитить тебя и моего сына, и всех матерей и детей Спарты — тогда каждый, кто способен держать оружие, должен сражаться.
- Ты заговорил о войне, Леонид, и у меня сердце сжалось, будто от ужасного предчувствия. Все эти слухи о Ксерксе и его походе... Ты и наш малыш, маленький наш Плистарх — вот моё счастье. Но мне страшно в последнее время.
- Ты, моя отважная Горю, боишься? Я не могу поверить!
- Я боюсь не за себя. Тот, кто любит, не может не тревожиться. Раньше я умирала от страха из-за моего отца. Теперь я боюсь, что война отнимет у меня тебя. Я боюсь за сына, что он заболеет или его укусит змея в саду.
- Горго, ты должна победить свои страхи. Ты спартанка и к тому же мудрейшая из всех женщин в нашем государстве и, наверно, во всей Элладе. Ты истинная царица, не подобает тебе предаваться страхам, будто какой-то ничтожной подёнщице.
- Прости меня за малодушие, Леонид! Но я ничего не могу с собой поделать. У меня на душе тяжело, и часто в сумерках мерещатся такие ужасные вещи...
Леонид встал, подошёл к жене. Он ласково погладил её по голове, йотом взял малыша, посадил его на ладонь и высоко поднял.
- Вот он какой, и как высоко вознёсся. Смотри, он ничего не боится. И ты оставь свои тревоги, иначе ты заразишь его своими страхами и он вырастет трусливым.
- Да, ты прав, больше я никогда не позволю себе таких речей. Это слабость, которую я должна побороть. Ведь иначе я буду недостойна тебя и твоего сына и не по праву буду носить имя спартанской царицы. Обещаю, я приму спокойным сердцем всё, что ниспошлют мне боги, тем более что этих мгновений никто уже не сможет отнять у меня, они всегда будут со мной.
Она закрыла глаза, будто силясь увидеть что-то внутри себя, затем сказала:
- Ничего нет неизменного. Мы приходим в этот мир... почему и для чего? Никто этого не может сказать. Но я знаю, что мы должны стойко переносить невзгоды и быть мужественными. Может быть, в этом состоит смысл нашей жизни.
- Ну вот наконец, я слышу речи, достойные царицы Спарты, и узнаю свою премудрую Горго, которую я ждал так долго, — улыбнулся Леонид.
- Скажи, а ты и в самом деле не женился так долго, потому что ждал, пока я вырасту? Я всё никак не могу в это поверить!
- По правде сказать, да. Маленькой девочкой ты была такая важная, строгая и вместе с тем такая трогательная, что завладела моим сердцем раз и навсегда. Конечно, вначале я не осознавал, что это были за чувства. Просто сердце моё расцветало, когда я тебя видел, и я к тебе очень привязался. А потом, когда ты стала подрастать, у меня стала появляться мысль жениться на тебе, если ты согласишься. Постепенно эта мысль так прочно засела у меня в голове, что я решил не брать жены, пока ты не вырастешь. Я рассуждал так: если ты изберёшь кого-нибудь другого, тогда и я начну думать о другой невесте.
- Ну и терпеливый же ты, Леонид! Ты вообще не похож на других мужчин.
- На кого ж я тогда похож? Это какая-то сомнительная похвала!
- Наверно, твоя мать зачала тебя от какого-нибудь бога. Она ничего такого тебе не рассказывала?
- Ну, ты и фантазёрка! — рассмеялся Леонид.
В этот момент появился слуга и сообщил, что пришли эфоры.
- Эфоры сюда? В этот час? — изумился Леонид и вместе с тем встревожился. — Это неспроста. Хорошо, проведи их сюда.
Он был недоволен, что они не дают ему покоя даже в эти короткие часы, когда ему хотелось забыть о делах.
Горго взяла сына у него из рук.
- Я хочу, чтобы ты осталась, — сказал Леонид, — ты царица Спарты и мудрая женщина. Пусть они говорят при тебе. В конце концов, они пришли в неурочный час к нам в дом. Тем более, что даже твой отец в твоём присутствии вершил государственные дела, когда ты была маленькой девочкой.
Горго села в кресло, положив сына на коленях.
Вошли эфоры. Их было двое. Они поприветствовали царскую чету. Один из них сказал:
- Прибыли из Персии наши послы, которых мы отправили к Дарию в искупление за умерщвлённых персов, — Сперхий и Булис. Ксеркс милостиво отпустил их, даровав жизнь, очистив нас от скверны.
- Я очень рад слышать это. Спасибо, что вы пришли сообщить мне эту новость, — прохладно сказал Леонид.
- Это ещё не всё. Они привезли письмо от Демарата.
- Да? Это интересно. Кому же оно адресовано? Мне?
- Нет, оно предназначалось для Перкалы.
- Тогда при чём тут я?
- Эфоры постановили, чтобы ты в нашем присутствии прочитал письмо. Оно может содержать нечто важное. Так открыли нам звёзды.
- Хорошо, если таково ваше решение.
Леонид взял дощечки и перерезал скрепляющие их тесёмки ножом.
- Но тут ничего нет! — вскричал он в изумлении. Подбежавшие эфоры воззрились на девственную чистоту воскового покрытия. Сколь они ни силились, поворачивая так и сяк дощечки, ничего не смогли различить. Ни надписи, ни значка. Всё было чисто.
- Это письмо Демарата, которое он передал нашим послам? Он что-то хотел сказать этим. Но что? Какой-то тайный знак? Но к чему эта загадочность? Хотел что-то сообщить тайно? Но тайно от кого — от нас или персов?
- Ясно, что он хотел этим дать условный сигнал. Надо допросить Перкалу. Она, наверно, знает, что это может означать. Возможно, здесь кроется какое-нибудь предательство, — угрюмо проговорил эфор.
- Я отлично знаю Демарата, — сказал Леонид, — никто не убедит меня, что он способен на подлость и предательство и будет замышлять что-нибудь недоброе против Спарты.
- Но мы обошлись с ним несправедливо и поступили дурно. Он может иметь желание отомстить нам.
- Он, прежде всего, спартанец благородного происхождения, сын благородного отца. Демарат не способен на подлость и предательство.
В этот момент Горго подошла ближе, не спуская глаз с послания.
- Тут какая-то хитрость, — произнесла она задумчиво. — Демарат не из тех людей, чтобы затевать глупые розыгрыши. Он мудр и осторожен.
С этими словами она взяла в руки дощечки, пристально посмотрела на них, потом ножом начала соскребать воск. Под воском стала проступать надпись. Все в один голос вскричали. Леонид взял в руки дощечки и продолжил работу, начатую Горго. Вскоре показалась вся надпись.
- Вот уж поистине, ты самая мудрая из женщин! — восхищённо в один голос вскричали оба эфора. — А мы, когда вошли, были недовольны, что ты присутствуешь при нашем разговоре.
- А я всегда знал, что от Горго больше проку, чем от всей нашей герусии, — сказал довольный Леонид. — Но давайте прочтём надпись, — он наклонился над письмом. — «Мужи-граждане Лакедемона...» Видите, письмо было всё-таки адресовано нам и писал он его, по-видимому, подвергая себя большому риску. Итак, «граждане Лакедемона, готовьтесь к войне. Ксеркс идёт на вас с великой ратью. Вас спасёт только ваша доблесть и союз с Афинами и со всеми эллинами. Не медлите ни минуты! Скорее отправляйте послов во все концы Эллады, объединяйтесь для борьбы с Варваром. Да хранят боги Элладу! В ваших силах спасти отечество от рабства. Преданный вам Демарат».
Все стояли, поражённые как громом. Больше всех была потрясена Горго. Она медленно опустилась на стул, лицо её осунулось и побледнело. Малыш, словно ему передалось настроение матери, захныкал у неё на руках. Не в силах больше сдерживать себя, молодая женщина, прижав ребёнка к груди, ушла в дом. Там она дала волю чувствам. Слёзы лились из её глаз. Мысленно она уже прощалась со своей прошлой счастливой жизнью.