Михал, задыхаясь, читал письмо вслух, с недоверием и вместе с тем с чувством облегчения. В конверт был вложен отдельный листок для Кэтлин. Она взяла его у Михала и вышла на террасу.
Вечером в кухне Кэтлин дала мне его прочесть.
«Дорогая Кэтлин, — писал профессор, — я думаю, что ты на верном пути. Не бойся того, что скажут люди. Разумеется, главной их мишенью буду я, но, к счастью, я не слишком чувствителен к чужому мнению. В противном случае я не мог бы ни заниматься наукой, ни просто уважать себя как здравомыслящую личность. Будь мужественной, дорогая. Для меня истинную ценность имеет только одно, что ты возвращаешься.
Жду с нетерпением.
Твой Джеймс».
Прочитав записку, я смущенно посмотрела на Касю. Она отвела глаза, прикусила губу.
— Поедешь? — Она кивнула. — Если не хочешь, оставайся у меня.
Лицо ее стало непроницаемым, не колеблясь она ответила:
— Хочу.
Я содрогнулась. Все, казалось, шло к благополучной развязке, если бы история не повторялась. Да, в самом деле, пусть с известными сокращениями, с кое-какими различиями и уступками, повторялась старая легенда: король Марк поверил изменникам, пренебрег мнением баронов, одобрил путешествие Тристана за море, вышел навстречу Изольде, а она без всяких колебаний и сомнений бросилась в его распростертые объятия. Божий суд? В двадцатом веке божий суд вершится не на площадях, а в уме и сердце. И на смену раскаленному железу пришел психоанализ. Но и теперь черный парус смерти нередко угрожает разлученным любовникам. Меня не покидало предчувствие катастрофы.
Кэтлин, напротив, была очень оживленной и деятельной. Должно быть, фотограф, у которого она сделала карьеру, пытаясь удержать ее, отдавал ей на вечное пользование наряды, и теперь она гладила их, разбросав по всем креслам — дом превратился в салон мод. Ангорская шерсть вперемешку с итальянским шелком, шотландская клетка — с экзотическими цветами, и тут же рядом со всей этой роскошью зловеще поблескивал потемневший и поношенный «золотой костюм», тот самый, в котором когда-то Кэтлин вместе с Михалом выехала верхом за ворота «замка».
Михал повеселел. Достал из шкафа темные костюмы, которыми прежде пренебрегал, и еще какие-то пестрые одежки. Михал подолгу болтал с Кэтлин, они ссорились, шутили, подолгу сидели на террасе, держась за руки и уверяя друг друга, что разлука будет недолгой, профессор опять пошлет ее за ним, хоть на край света.
Близость разлуки разожгла угасший было огонь: они смотрели друг на друга голодными глазами, мне казалось что я вижу богатую невесту, любующуюся приданым накануне свадьбы. Я все время ждала вопроса про симфонию Франка. Кэтлин объедалась пирожными, которые ей подсовывал Михал.
— Тебе ведь не нужно больше демонстрировать моду для подростков, студия далеко, а я люблю мясо, а не кости, — кричал он, как будто бы шла игра между ним и студией Питера.
Она хлопала в ладоши:
— Правда, правда, теперь я могу и потолстеть. — Потом вдруг становилась серьезной, потягивалась, зевала: — Подружка, я устала.
В субботу под вечер, должно быть предварительно собрав информацию у Гвен, к нам пожаловала Ребекка. День проходил как в дурмане. Кэтлин, словно бы завтра никогда не должно было настать, вместо того чтобы складывать вещи, заводила пластинки и меняла платье за платьем. Ребекка увидела их в тот момент, когда они переводили дух после самбы, Кэтлин — в вечернем платье с блестками, Михал — в дырявом свитере.
— Ну что ж, — сказала она, наведя лорнет на Михала, — сперва Тристан, потом Отелло и наконец Язон… Должно быть, ты, мой друг, собрался в путь за золотым руном?.. Ну что же… Деньги — отличный товар. — Потом она перевела свой лорнет на Кэтлин. — Тебе не кажется, Уонда, — обратилась она ко мне, — что наша Изольда созрела до роли Химены, покинутой Сидом?
Ее декламация на этот раз не произвела должного эффекта. Михал и Кэтлин кисло улыбались, думая о своем. А я молча разливала коньяк.
Появление Лауры Уиндраш вместе с Браун, огромной, растрепанной и еще больше похожей на стог сена, показалось мне хорошо обдуманной диверсией. При виде Михала и Кэтлин они притворно удивились. Впрочем, Браун, кажется, искренне обрадовалась Михалу, хлопнула его по спине:
— Тристан, ты снова здесь! Как я рада! Знаешь, я выиграла в лотерее ошейник твоего пса! Из-за этого мне пришлось купить себе пуделя. Черный. Такой же миляга, как и ты. Зовут его Хватай.
Лаура закатила глаза от возмущения.
— Миляга? Ты хотела сказать: ханжа и бездельник. Этот пес научился притворяться, что без вас жить не может, лишь бы выклянчить кусок бекона, а потом носится по улице и дразнит этим беконом других собак. Сам-то он вовсе есть не хочет.