— Нам повезло, — сказала Марта.
Провидение, — сказали другие.
И когда корабль подошел, тристанцы снова собрали свои вещи. Спустились по скользким прибрежным камням, отчего высохшая за ночь одежда снова вымокла и перепачкалась. Наконец островитяне подплыли к кораблю, и моряки спустили с борта веревочную лестницу. Тристанцы по одному неуклюже залезали наверх и оказывались в королевстве металла и сложносоставных мачт, которые напоминали больших насекомых.
Марта села на белую скамью возле борта, на ту, на которой сидит сейчас и смотрит на детей, на их растерянные лица, на руки, вытаскивающие из карманов камешки и раковины. Марта чувствует каждого из них.
Чувствует одиночество.
Чувствует мать, которая сидит рядом, но какой в этом толк, ведь мать пустая. Точно бумажная солома на ветру.
У Марты больше нет выбора.
Вскоре судно продолжит путь.
На корабле Лиз сидит рядом с Элиде и сжимает в руках рубашку своего сына.
В темных волосах Лиз появилась седина, а на лице резко обозначились морщины. Кажется, Лиз заключена в черную оболочку, подобную той, что укрыла поток мягкой лавы на склоне горы, которая находится где-то далеко. Сейчас все, что дорого Лиз, находится далеко.
Но у нее есть с собой эта рубашка, и Лиз верит, что все образуется. Ни во что другое верить нельзя. Вариант только один.
Только вернуть сына.
Только толкнуть, — неожиданно думает Лиз, бросая взгляд на Марту.
Та сидит напротив и выглядит одинокой и в то же время сильной. Эта девушка сильнее меня, — говорит себе Лиз, — она сильнее всех нас, да и не девушка она вовсе. Лиз видит Марту, хотя не желает видеть ничего.
Лиз не желает вспоминать, но вспоминает все, потому что усталость заставляет ум отделиться от тела. Она рушит все плотины, и Лиз вспоминает.
Она поняла это по рукам.
По тому, чем пахли руки мужа. К привычному запаху рыбы добавилось кое-что еще.
Запах другого живого существа.
Она знала, куда ходил муж: он и раньше носил излишки улова по разным домам, но в первую очередь давал рыбу Тильде, которая не могла и не умела сама заботиться о своей семье. Все знали это. Тильда лежала на диване и перебирала в затуманенной голове годы прошедшей жизни — единственной настоящей жизни, которая выпала на ее долю.
Многие приносили ей еду.
Не только Ларс.
Детей нужно было кормить, потому что они росли: сын Тильды уже был выше матери, а дочь готовилась стать учительницей и грезила о капитане китобойного судна, хотя китов уже давно не ловили.
Лиз знала, что это глупая мечта, но не пыталась разубедить девушку.
Она бросила свадебный букет прямо в руки этой девушке, тогда еще подростку; Лиз поступила так специально, чтобы отнять надежду у остальных женщин.
Да, она знала, что это чересчур и что ее любовь слишком всепоглощающа; знала, что по-настоящему владеть таким мужчиной, как Ларс, нельзя. Лиз упрекала себя за то, что выбрала именно этого человека, который месяцами не бывал дома. Который сбегал, когда Лиз страдала, склоняясь над тазом, и уговаривала себя, что все это не напрасно, ведь она получила именно то, чего желала, и вскоре получит еще.
«Вот, значит, как оно бывает, когда мечты осуществляются», — размышляла Лиз.
Она родила сына. Сначала сын маленький и плачет, затем подрастает и плачет, смеется и говорит маленькие слова своим маленьким голосом. Лиз повсюду носит сына с собой в платке-переноске; она и не подозревала, что умеет любить так, как любит свое дитя, и каждый день изумляется тому, что в ее душе столько любви и что отдавать любовь не сложнее, чем дышать.
Лиз не хочет, чтобы Ларс возился с сыном: она не верит, что Ларс выдержит хрупкость крохотного существа. Он ведь не выдержал хрупкости самой Лиз, а продолжал жить так, словно близкий ему человек ни капельки не страдает.
Ребенок рос не внутри него, и потому он не желал видеть ее муки.
Когда в самые тяжелые дни Лиз закрывала глаза, ей казалось, что страдание — это единственное, что вообще есть в мире.
Лиз знает, что у мужа есть темная сторона и что он хочет поворачиваться к сыну только светлой стороной. Сын растет возле материнской груди, он видит материнскую темноту и свет, а отца сын видит редко и нечетко, как будто с самого начала было ясно, что однажды отец уедет и не вернется. Растворится в неизвестности.
Но иногда отец отправляется с сыном на рыбалку. На борту «Тристании» сын видит рыб, которые поблескивают, точно умирающие драгоценные камни; их омертвелость, их скользкое отчаяние сын запомнит навсегда и будет ощущать в своем теле годы спустя.