Мы смастерили наглазники.
Перелезали через стены и заборы, и я забирался на все деревья, на которые раньше забираться было запрещено.
Сэм не разрешал мне только одного — прятаться. Мы держались вместе, меняли дома, рылись в шкафах и искали утешение в вещах: перебирали принадлежности для шитья, старые конверты от писем. Дни проходили за днями, собачий вой по ночам не давал забыться, и мы лежали без сна в потной темноте.
Однажды утром Сэм увидел корабль.
Он встал у окна в наглазниках набекрень и смотрел на меня единственным видимым глазом.
— Корабль, — только и сказал он.
И мы стали ждать.
Мы знали, что спасены: нас поднимут на борт, нас будут кормить, нам дадут новые носки, и нас будут любить сильнее, чем прежде, потому что мы выжили, хотя находились на шаг от смерти.
— Но ведь мы все находимся на шаг от смерти каждую секунду своей жизни, разве не так? — спросил я у Сэма, а он уставился на меня со странным выражением на лице.
На третий день мы почувствовали, что ветер меняется.
С того дня, как мы увидели корабль, мы жили в моем родном доме (Сэм прибрал кровать, смыл с нее вонючую серость). И вот на третий день мы почувствовали изменение. Посмотрели друг на друга, затем на флюгер во дворе: он указывал в том направлении, которое мы уже угадали.
Придя на берег, мы смотрели на лодку, мечущуюся по волнам, и думали: да не так же! Ну почему они так неправильно гребут?
Наконец спасатели добрались до суши, вытащили лодку на камни большой бухты и перевели взгляды на малую, которой больше не было.
И когда они подняли головы, то увидели новый вулкан, который выполз из склона старого вулкана. Я ощутил гордость, ведь это наш остров воздвиг еще одну гору. Мне даже казалось, что мы с Сэмом собственноручно вылепили ее.
Хотя, конечно же, я прекрасно понимал, что наши обгорелые руки слишком малы для этой работы, что нас всего двое, хотя должно было быть трое. Спасатели тоже поняли это и почувствовали запах смерти.
Сэм направился им навстречу. Я ждал поодаль, я закрывал уши, чтобы не впускать в них человеческую речь, и слушал море: я вдруг расслышал его по-настоящему, различил шум, который можно было бы забрать с собой, хотя до этой минуты он казался мне привычным и не отличался от тишины.
Безголосые рты раскрылись, мужчины стали подзывать меня к себе. Но они были чужими, они были слишком далеко, а я прятался в пещере. Я не знал, где мама, не знал, где отец, а эти незнакомцы не представляли себе, как сложно двигаться, если однажды твое тело уже плавилось, словно монета.
Оно не расплавилось.
Оно разрушилось как-то по-другому, потому что иначе я зашагал бы, приблизился бы к ним, но я не мог.
И тогда Сэм…
Подошел ко мне…
Встал передо мной, взял меня за руки и отвел мои ладони от ушей.
— Джон, нам надо идти, — произнес он.
Оказалось, это очень просто, не сложнее, чем птице полететь на крыльях ветра: я поднялся на борт корабля и отправился в путь.
Лиз садится на жесткий деревянный стул у себя на кухне, потому что мужчина, тот самый Оливер, который знакомит их с городской жизнью, настойчиво попросил ее присесть, выслушать его, ровно дышать и положить руки на стол.
— Я должен кое о чем тебе рассказать, — говорит мужчина, и Лиз смотрит в окно, за которым замерло неподвижное солнце.
— Да, слушаю, — отвечает Лиз.
Она поднимает руку, обхватывает солнце большим и указательным пальцами и сжимает его, словно апельсин. Но на стол не проливается ни капли сока.
— Твой муж здесь.
Лиз отпускает солнце.
— Ларс? — спрашивает она; имя мужа перекатывается во рту, точно острый камень.
— Да. Он приехал в Кейптаун.
У камня вкус извести и пепла.
— Он увидел в газете статью об извержении вулкана и приплыл сюда.
— Откуда?
— Из Англии.
Лиз издает один из тех звуков, которые издают люди, когда они растеряны, как звери, и забывают слова.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — участливо спрашивает Оливер.
Лиз машинально кивает, как будто ее шеей двигает пружина.
— Он хотел бы встретиться с вами. Завтра, если вам удобно.
— Удобно, не удобно… Я ведь считала, что он умер.
— Он очень даже жив.
— Что я ему скажу? Молодец, что вернулся? Твой сын ждал тебя?
— Вряд ли тебе придется говорить много. Скорее всего, говорить будет он.
Лиз гадает, что ей скажет Ларс, какой рассказ покажется ему достаточно длинным.
А впрочем, возможно, этот рассказ получится совсем коротким: поезд опоздал, Ларс не попал на корабль и снял номер в гостинице. Встретил в вестибюле женщину, обычной внешности, совсем не роковую красотку. Но Ларс разглядел в ней что-то такое и остался рядом с нею. Время шло, морские течения меняли свои маршруты, а женщина стояла у окна и смотрела на дождь.