– Вот те раз! А мы-то здесь при чем? – удивился я.
– Ни при чем, – согласился он. – Но если шум из-за Эльруны, значит сейчас за ней гонятся люди, которые могли за нами следить. Не думаешь же ты, что она сперла кошелек у обычного прохожего? Пигалица уводит от нас соглядатаев. Нужно этим воспользоваться и получше запутать следы… Идем!
Сказано – сделано. Мы нырнули в ближайший проулок, а затем еще не раз меняли направление, пока не удалились от той улицы на почтительное расстояние.
Чем дальше мы уходили, тем больше я злорадствовал – в мыслях, естественно, – ведь Эльруна понятия не имела, куда мы подевались. И тоже должна была нас потерять. Но к моему удивлению лопоухая неожиданно опять к нам присоединилась, выскочив, будто собачонка, из какой-то подворотни. Вид у нее был подозрительно довольный. Так, словно она не бегала закоулками от разозленных людей, а наелась сладостей.
– Ну докладывай, каковы успехи, – велел ей Баррелий.
– Я это не понять, сир Ванбер, – ответила она. – Или те люди да следить, или нет следить. Но больше они не следить. Я дразнить их и угнать далеко от ты и маленький Шон.
– Значит, ты не выяснила, были это враги или тебе померещилось. – Кригариец поцокал языком. – Ну хорошо, все равно молодец. Осторожность лишней не бывает.
– И киферы бывать нелишне, – добавила пигалица, улыбнувшись до ушей, и подбросила в руке кошелек. Довольно худой, но что-то в нем все же позванивало.
– М-да, с голоду ты в столице не помрешь, – рассудил ван Бьер. – Надо бы тебя поругать за хулиганство, но не стану. Во-первых, я не твоя саяна. А во-вторых, раз уж саяна тебя такому учит, я тебе подавно не советчик.
– Между прочим, за воровство в Эфиме отрубают руки, – заметил я лопоухой.
– А в Канафир – рубать целый голова, – ответила она. – Но в Канафир тоже воровать. Много воровать – даже больше, чем Эфим. Почему так?
Казалось бы, вопрос был простой, но он поставил меня в тупик.
– Не знаю, – сдался я. – И почему?
– Много-много человеков голодать, – ответила Эльруна. – Когда жрать сильно охота, я будешь воруй, ты будешь воруй, и голова потерять не жалко.
– Это точно, – согласился я, тоже познавший за минувший год и голод, и холод. Не настолько сильно, чтобы удариться в воровство, но кто скажет, как далеко бы я зашел, придись мне скитаться одному, без кригарийца.
Я вдруг обнаружил, что разговариваю с кусачей махади по-дружески, и слегка растерялся. Однако не преминул воспользоваться нашим перемирием и задал вопрос, интересующий меня со вчерашнего вечера:
– А как тебе удалось попасть к Вездесущим?
– Отец продать моя Плеяде два годом назад, – ответила пигалица, хотя я был почти уверен, что она пошлет меня к гномьей матери.
– Так ты что же, рабыня? – удивился я.
– Сама ты рабынь! – огрызнулась Эльруна. – У нас большой семья. И бедный. Семь детей. Всегда голодать. Мой младший брат умерла, а старший сестра много болел. Я не рабыня! Я спасать семью! Плеяда дать за меня отец много деньги. И дать еще много-много, когда я выучиться и стать, как мой саяна.
– Для нее это и правда огромное везение, – добавил ван Бьер. – Едва ли не каждая нищая семья в Канафире мечтает продать своего ребенка Вездесущим. Но они принимают одного из тысячи, а то и реже. Очень строгий отбор. Ты должен иметь выдающиеся таланты, чтобы тебя удостоили чести называться махади и приставили к учителю.
– За Маленький Шон Плеяда деньги не заплатить, – поддакнула «счастливица», снова прячась за привычной высокомерной маской. – Маленький Шон много думать и медлить, когда не надо. Смотреть вокруг, но мало видеть. Плохой, плохой махади!
– Тоже мне огорчение! – хмыкнул я. – Да я к вам и не напрашиваюсь – на кой мне сдалась ваша Плеяда? А много думать иногда полезно – чуть-чуть подрастешь и сама это поймешь. Или нет, вряд ли. Потому что еще раньше ты стрясешь себе башку, подставляя ее под каждый кулак…
Глава 15
Если за нами все еще кто-то следил, он стал осторожнее и больше не показывался Эльруне на глаза. Баррелий тоже не замечал ничего подозрительного, и до «Конца всех дорог» мы добрались без происшествий. Не исключено, что и тут кригарийца подстерегала засада, хотя риск был невелик. Вряд ли кто-то всерьез надеялся, что после ночной заварухи монах вновь сюда заявится.
Хозяин постоялого двора, толстопуз Хинчо, очевидно, думал также. Потому что когда ван Бьер опять переступил порог трактира, подметавший пол толстяк от неожиданности даже выронил метлу. И хлопая глазами, не знал, как ему быть: поприветствовать бывшего постояльца или звать на помощь, поскольку суровый вид кригарийца предвещал дурное.