Надо было срочно убегать. Неважно куда – главное, подальше от исполина, знакомство с которым тем более не обещало ничего хорошего. И таракан, и мышь в силах удрать от человека, верно? Так почему человек не может унести ноги от гиганта, способного размазать его по земле легким касанием ноги?
Мысль эта воодушевила ван Бьера, который уже видел в тумане очертания исполина. Готовясь вновь прорубаться через стаи тварей, кригариец бросился прочь сломя голову. Так, как он вряд ли бегал даже в молодости, когда его пояса застегивались на первые, а не на последние дырочки, и ему еще не требовались столь просторные штаны.
Неведомо, куда запропастились твари, но никто не стоял на пути у Баррелия. Вот только тряхнуть стариной и устроить лихую пробежку все равно не получилось.
Беглец еще не набрал разгон, как вдруг наткнулся в тумане на какую-то стену. И кабы в последний момент не выставил перед собой руки, точно расквасил бы о нее лицо. Но столкновение все равно получилось жестким. И завершилось падением, быстро встать после которого кригариец уже не смог.
А когда он оклемался, то увидел наконец, кто его преследует.
Незнамо как, но туман полностью рассеялся. А над ван Бьером нависала гигантская Псина, чьи демонические крылья – те, что он заметил еще на «бесконечной» лестнице, – теперь загораживали полнеба. Глаза Вездесущей пылали огнем, который также вырывался у нее из ноздрей, ушей и изо рта. Баррелий не видел, есть ли у нее хвост, но не удивился бы, кабы тот и правда отрос.
– Ну хватит дергаться! – прогремела раскатистым гласом чудовищная Псина, изрыгнув облако пламени. – Лежи смирно, ильрахим – сейчас все кончится!
– Катись к своей огнедышащей матери! Вот погоди, встретимся в Гномьих печах, и я оборву твои облезлые крылья! – ответствовал ей Пивной Бочонок, понимая, однако, что она права. И что трепыхаться больше нет смысла. Да и сил на это, если честно, у него не осталось.
Демоница вскинула руки и с небес хлынул огненный ливень. Тело кригарийца вспыхнуло, боль буквально ослепила его и он понял, что это конец. Конец жизни и – начало посмертных мучений, которые в Гномьих печах буду длиться вечно…
Тем не менее боль внезапно отступила. И когда монах прозрел, то увидел обыденную, не сказать жалкую картину. Он лежал на полу в луже воды, промокший с ног до головы и без оружия. А над ним стояла Псина – обычного роста, без крыльев и огненного дыхания. В руках у нее было пустое ведро. Из него она, видимо, и окатила соратника холодной водой. А заодно отобрала у него меч, который отбросила подальше и до которого Баррелий не мог дотянуться.
– Ну что, угомонился? – спросила Вездесущая, погружая ведро в стоящую рядом бочку. Видимо затем чтобы облить кригарийца еще разок, если он вдруг не ответит. Или ответит не так, как надо.
– Я в порядке! В порядке! – заверил ее ван Бьер, хотя сам приглядывался, не взметнутся ли у нее за спиной снова демонические крылья. И зачем-то поинтересовался: – Что такое ильрахим… или как ты меня обозвала?
– Это значит «озверелый безумец», – пояснила канафирка. – Что еще мягко сказано. Не знаю, в каких видениях ты летал, но еще бы чуть-чуть, и мы с ибн Анталем точно не сносили бы голов…
Глава 28
– Все ясно. Настойка из вензийского папоротника – вот что нас едва не убило, – заключила Псина. – Махади поила тебя ею, пока ты болел. Обычно это снадобье выводится из тела за пару дней, как только перестаешь его пить. Но, видимо, у тебя особая кровь, раз этого не случилось. И надо же так совпасть, что Захрид решил одурманить нас жженым ичимским болиголовом! Коварное дерьмо, но галлюцинаций и буйства оно не вызывает. Наоборот, делает тебя вялым, сонным и пускающим слюни. Таким, что тебя можно легко одолеть даже без меча. Но это если вдохнуть дым болиголова в чистом виде. А в сочетании с вензийским папоротником образуется гремучая смесь пострашнее отвара, что пьют берсерки островитян. По крайней мере они, обпившись своего зелья, еще хоть что-то соображают, а ты напрочь лишился разума. Сначала трупы этажом ниже на куски порубил, затем тут ураганом прошелся. И кабы сам башкой в стенку не врезался и не вправил себе мозги, даже не знаю, как бы я тебя остановила.
Ван Бьер уже не лежал на полу, а сидел у стены, обернув голову мокрым полотенцем. Его мутило, словно с тяжелого похмелья, разве что блевать не тянуло. Хотя он бы с удовольствием и проблевался, лишь бы полегчало. Но – совершенно не тянуло, и пока его лечили холодная вода да полотенце. Не ахти какое средство, но за неимением лучшего сгодилось и оно.
– А из этого… как его… – Баррелий напряг гудящую голову, но так и не вспомнил имени хозяина башни. – Из этого колдуна тоже я дух вышиб?