— В этом странном процессе, — начал он, — было много намеков. Но можно ли осуждать девушку, которой всего восемнадцать лет, только на основании показаний? Есть только один обвинитель. Но кто она такая? Нищая, гадалка, ведьма, чьи умственные способности кажутся не очень ясными. Что же она на самом деле видела? Где тело ребенка, которого, по ее словам, утопила моя подзащитная? За три месяца, несмотря на проведенные обыски, его так и не нашли? Может ли быть розовое шерстяное одеяло — неопровержимым доказательством?
Но оно могло случайно упасть в воду.
Что же касается упрямого молчания Анны Вердье, то оно не может служить доказательством, так как обвиняемая не перестает настаивать на своей невиновности и уверяет нас, что в остальном она связана священной клятвой.
— Посмотрите на эту девушку. Обратите внимание на ее чистые глаза, на трогательное и искреннее выражение ее лица, на благородную осанку, даже в ее смирении и покорности… более того, господа присяжные, не считаете ли вы, как и я, что Анна Вердье, больше похожа на худого подростка, а не на женщину-мать?
Адвокат сделал паузу, чтобы дать слушателям время переварить его аргументы.
Он увидел, что присутствующие взволнованно, затаили дыхание, словно ожидая, что он скажет дальше.
— Господин судья, господа присяжные заседатели — продолжал он настойчивым, — я прошу отложить судебное разбирательство и в то же время создать комиссию врачей, которые, я уверен, дадут показания о правдивости слова моей подзащитной.
В зале поднялся ошеломленный ропот, когда присяжные, не в силах скрыть своего удивления, ясно выразили свое одобрение.
Но вдруг на скамье подсудимых Анна Вердье встала и возмущенно запротестовала:
— Нет! Я категорически отказываюсь терпеть такое унижение! Я никогда не соглашусь на подобное.
Возбуждение достигло своего пика.
Не без большой настойчивости колокольчика председателя, удалось установить относительное спокойствие.
Адвокат с сочувствием посмотрел на свою несчастную клиентку, которая от отчаяния заламывала руки.
— Анна Вердье, — ласково сказал он, — я понимаю ваши чувства. Однако я хочу спасти вашу жизнь и вашу честь, доказав вашу невиновность, даже если эта процедура оскорбительна для вас.
Он повернулся к судьям, а затем к присяжным в каком-то порыве.:
— Во имя справедливости, я настаиваю на своей просьбе. Если мне откажут в этом праве, я обращусь к нашему князю, и я знаю, что он выслушает меня.
— Когда доказательства, о которых я прошу, будут представлены, все обвинения против моей подзащитной рухнут, как карточный домик. Потому что, если обвиняемой не приходилось скрывать свою вину, зачем ей заставлять исчезать неврождённого ребенка, который даже ей не принадлежал? Я знаю, что Анна Вердье чиста и невинна и что она скованная клятвой к страшной тайне. Секрет принадлежит ей, но вы, господа присяжные, имеете право вершить правосудие.
Речь защиты была встречена громким ропотом. Председатель встал и объявил, что суд собирается удалиться, чтобы обсудить предложение адвоката. Ропот присутствующих перешел в гомон. Можно было услышать множество комментариев, но всё сводилось к одному — была ли Анна Вердье невинной преследуемой или умелой симулянтшей?
Бедняжка ничего не хотела видеть и слышать. Она лежала на скамье и рыдала от отчаяния. Не слишком ли она страдала? Неужели ей суждено испытать это величайшее унижение?
Суд и присяжные вернулись почти сразу же. В глубокой тишине, последовавшей за их появлением, послышался серьезный и твердый голос президента:
— Несмотря на то, что ходатайство защиты является немного особым, суд решил принять его во внимание, полагая, что таким образом обвиняемой предоставляется безошибочное средство доказать свою невиновность. Соответственно, она будет назначена…
Анна прервала председателя. Она была в ужасе.
— Нет, нет, — закричала она, — вы не имеете права! Я предпочитаю любые мучения этому унижению. Господин судья, я прошу вас не подвергайте меня такому оскорблению.
— Ну же, — ласково сказал судья, — разве вы не понимаете, что это ваше единственное средство к спасению? Либо вы соглашаетесь на это, если нет, всё что вам остаётся, так это признать вину.