Все большая печаль сжимала его сердце. Совесть неумолимо упрекала его за слишком жестокое отношение к Анне, и он стал считать себя виновным в безумии, побудившее несчастную женщину бросить новорожденного в воду, за что она была впоследствии осуждена за детоубийство.
Молодой человек продолжал терзаться от мыслей, снова и снова вспоминая обо всех этих ужасных событиях, постоянно задавая себе одни и те же вопросы, на которые он не мог найти ответа:
Как Анна, такая любящая и такая искренняя, могла предать меня? … Как могла такая добрая и прекрасная девушка совершить преступление? … Кто же соблазнитель, кто отец несчастного создания, невольный виновник стольких несчастий? … Если же, как она утверждает, на самом деле она не совершила этого преступления, почему она отказывалась признаться мне в этом?
С другой стороны, независимо от того, была ли Анна невиновна или виновна, сердце Марциала упрямо стучалось в ее защиту.
Несчастное создание, заключенное в камеру обреченных на смерть! Обожаемая невеста, о которой он мечтал, чтобы однажды принадлежать ей душой и телом, и которую он толкнул на смерть из глупой ревности!
Все эти душераздирающие мысли возникали в комнате Анны, где он проводил большую часть свободного времени, перед фотографией осужденной женщины, которую Тереза Вердье оставила там вместе с другими мелочами, принадлежавшими ее дочери.
Горе и раскаяние молодого лесника, не ослабевая, усиливались день ото дня. Временами ему казалось, что он сходит с ума… Тогда, покинув комнату возлюбленной, он бросался в лес, где бродил часами, погрузившись в мрачное уныние.
В тот вечер он вернулся в дом еще более усталым и грустным, чем обычно. Как и всегда, он сразу же поднялся в комнату Анны и сел у открытого окна, на том самом месте, где когда-то молодая женщина сидела, дожидаясь с шитьем в руках прихода жениха, и откуда она поднимала руку, приветствуя его.
Но сегодня возлюбленная женщина ушла из своей опочивальни. Жених, охваченный нетерпением, не пошел по тропинке, которую можно было разглядеть от постоялого двора среди огромных деревьев, серебрившихся в лунном свете.
До зимы еще оставалось далеко, и все же, при виде этого волшебства Марциал почувствовал дрожь. Ночь выдалась сырой. Конечно, он мог простудился… Что ж. В дровах недостатка не наблюдалось; он мог развести хороший костер.
Юноша подошел к камину. В очаге лежало несколько полуобгоревших поленьев. Марциал положил их на несколько сухих щепок и уже собирался поджечь и тут заметил бумажный шарик, который, видимо, бросили туда чтобы он сгорел, но пламя едва его коснулось.
Он поднял его и машинально бросил на стол. Это было письмо, написанное женской рукой.
Охваченный любопытством, Марциал принялся читать его. Но как только он разобрал первые строки, он вскрикнул от ужаса. Он в один миг прочитал его с начала до конца.
— Боже мой! Как я был настолько слеп и так не справедлив?
Не веря своим глазам, он внимательно перечитал обличительную записку.
Нет, в этом не было никаких сомнений! Это письмо, должно быть, было отправлено Анне в те дни, которые она провела дома с ребенком, до того, как вернулся ее отец. Все было ясно: девушка была невиновна; она пожертвовала собой ради другого, поклявшись хранить молчание о правде.
Марциал разрыдался.
— Анна! — простонал он.
И его причитания звучали как вой дикого зверя, раненного до смерти.
— Анна, дорогая, какая ужасная ошибка! Ты, невинная и чистая, взяла на себя вину другой женщины и предложила себя в качестве мученицы! И ради чего? Ради женщины, такой порочной и бесчестной! И я, который ничего не заметил и не догадался… О, прости меня, Анна, прости меня! В минуту приступа гнева, ревности и безумия я показал себя неумолимым и потерял тебя. Анна, Анна, мое единственное счастье.
Дав волю слезам и горькой боли, он поднял листок и перечитал письмо:
«Моя дорогая Анна:
Сегодня я впервые встаю с постели. Я все еще чувствую себя очень слабой. Но прежде всего, для меня важно, чтобы мой отец и слуги ничего не заподозрели!