Парламентарии заглушили последние слова Уинстона бурными аплодисментами и провалили голосование за отставку канцлера. Через несколько дней консул Гвин объявит Уинстона Смита своим личным врагом, на что канцлер ответит:
— Я вам не враг. Я ваш приговор.
Справедливость
Несмотря на сопротивление конфедератов, фронт продолжал неумолимо двигаться на запад. Наспех сформированные подразделения и вооружённое чем попало городское ополчение бросались на танковые клинья Хартии и были способны в лучшем случае задержать хартийский каток. Такова была страшная цена за самый ценный ресурс — время. Пока солдаты сдерживали противника на фронте, сотни тысяч граждан в тылу записывались в добровольцы, обучались и формировали свежие резервы. Под тщательным руководством министра экономики Томаса Мольтке, промышленность переходила но военные рельсы. В кратчайшие сроки все заводы были эвакуированы из зон боевых действий и перемещены в Рурскую область, в итоге создав практически равный промышленный комплекс с хартийским Фудурдином. Дети и девушки, пока их отцы и мужья сражались на фронте, в тяжелейших условиях, по двенадцать часов в сутки, совершат подвиг и сровняют военно-промышленный потенциал Конфедерации с Хартией. Формировалось сотни благотворительных и волонтёрских организаций, с целью обеспечения солдат всем необходимым. Но это будет потом и было бы невозможно без героического самопожертвования солдат в первые месяцы войны.
Наступило начало мая. На севере армия Хартии взяла Кёнигсберг и Данциг, в центре, с тяжёлыми боями, вошла в Познань, а на юге по двум направлениям медленно двигалась в сторону Кракова.
В обязанности адъютанта маршала входила инспекция войск. Обязанность нудная и раздражающая любого командира, особенно во время войны, но всё же необходимая. Первая бригада заняла окраины Познани. Во время инспекции с ней никогда не возникало проблем. Как никак в ней служили лучшие из лучших. Каково же было удивление Вильгельма, когда во время смотра гвардейцев, среди солдат с атлетическим телосложением он заметил низкорослого юношу, явно не подходившего под службу в Гвардии. Удивление усиливалось тем, что Вилли его знал.
То, что Тимка попал в Гвардию, действительно было ошибкой. Пухленький мальчик вырос в низенького худощавого паренька, едва умеющего держать автомат в руках. Все понимали, что произошла неурядица, бюрократическая коллизия, халатность в штабе. Тимку обязаны были перевести, но тут началась война. И в какой-то момент гвардейцы стали верить, что Тимка приносит удачу. Всё потому что Гвардия за всю войну не понесла потерь. Гвардейцы стали прикрывать новобранца перед командирами, прощали ему промахи в дисциплине, занимали для него самый тёплый уголок и делились самым вкусным куском хлеба.
Гвардейцы уговорили Вильгельма не переводить Тимку. В принципе Вилли сам понимал, что здесь для паренька самое безопасное место.
Зажигалка никак не хотела высекать искру, но всё же сжалилась и зажгла сигарету. Дым полетел прямо на улицу, туда, где когда-то была стена. От маленького дома осталась только одна целая комната. Вильгельм особо не пытался понять, что вызвало такое разрушение. Это могло быть что угодно: от взрыв пакета сапёров, до танкового снаряда. Голову офицера занимали совсем другие мысли.
Удалось провести встречу с командирами гвардейских отрядов, по совместительству старых друзей Эрвина, и посвятить их в планы переворота. Гвардейцы были шокированы, но, на удивление Вилли, многие согласились, что Хартии нужно прекращать бесконечные войны. Пусть они и не намеревались убивать консула, но что-то нужно было делать. Теперь гвардейцы были готовы поддержать путч. Путч, который никак не мог начаться. Вилли же оставалось вернуться к Эрвину с докладом, а это было той ещё задачей. Ведь сейчас маршал мог быть где угодно.
Размышления Вильгельма прервали шаги. В домик несмело заглянул Тимка.
— Вильгельм, — улыбнулся он. — То есть… Простите. Господин, лейтенант. Вы меня узнали?
— Пригнись, — прошипел Вилли. — И не светись у окна. Сообщили, что в нашем секторе работают Варшавские призраки. Эти ублюдки, как на зло, очень меткие.
Тимка побледнел, пригнулся и добрался до противоположного к Вильгельму углу. Затем перевёл дух.
Варшавскими призраками хартийцы назвали группу снайперов Конфедерации, выживших при битве за Варшаву. Получив ценный боевой опыт, они продолжали убивать захватчиков. Скоро во всей хартийской армии знали кто такие Варшавские призраки. Их начинали бояться, от них мечтали избавиться и хотели взять кого-то в плен, чтобы поквитаться. Но ничего не выходило. Снайперов словно и не было вовсе. Как будто они призраки.
— Господин лейтенант, а вы к нам надолго? — вскоре спросил Тимка. — Вы бы знали как я рад вас снова видеть.
— Тимка, — хмуро зыркнул на него Вильгельм, — тебе лучше держать рот на замке и никому не говорить, что мы знакомы. Если кто-то узнает о нашем прошлом — мы трупы.
— Вы правы. Но пока никто не слышит, можно ведь и поговорить?
— Пару часов у меня есть в запасе. Чёрт с тобой, — Вилли достал портсигар, вытянул оттуда сигарету и протянул Тимке.
— Простите, господин лейтенант, — отмахнулся паренёк. — Я не курю.
— Похвально. Значит протянешь подольше меня. Тогда рассказывай, что стряслось с остальными? Что с Лёхой? Что с его подругой?
— Разве вы так и не встретились? — удивился Тимка.
— Нет. Давай по порядку. Что было после поместья? После болот?
— На том конце топей мы повстречали лесных жительниц. Очень чудные девушки, но всё же дали нам приют и защиту.
— Летавицы? — догадался Вильгельм.
— Да. Как вы узнали?
— В Хартии всё о всех знают. Или почти всё.
Несколько раз Вильгельму приходилось руководить зачисткой лесов от летавиц. Правда всё сводилось к тому, чтобы с перепугу не перестрелять другу друга в густой чаще. Максимум, чего добивались от таких операций — находка оставленного временного лагеря. Летавицы видели солдат Хартии как на ладони и просто избегали боя, если силы не равны.
Тимку же предписывалось допросить. Но Вилли не собирался этого делать. Всё равно от этого толку никакого не будет. Особенно если с тех пор прошло десять лет.
— Не бери в голову, — сказал Вильгельм, — продолжай.
— Алексей и Саманта вскоре отправились на ваши поиски. С тех пор мы их больше не видели.
— Ты ничего о них не слышал?
— Слышал, что они отправились далеко на запад. Но, думаю, что это слухи.
— Ясно. А что произошло с тобой?
— Вскоре нам опять пришлось бежать от хартийцев и наши пути с летавицами разошлись. Меня со старшей сестрой приютил местный богатый землевладелец. Было тяжело, но, по крайней мере, мы не голодали. Потом выяснилось, что землевладелец влюбился в сестрёнку. Я видел, что она не хотела с ним жить, но ради меня она всё же согласилась. Ради моего будущего. Кто же знал, что от этого решения станет хуже?
— Что случилось?
— Пол года назад, когда мне исполнилось шестнадцать, меня призвали. Несмотря на то, что армия Хартии регулярная, она всё же нуждается в новобранцах. Сестра лично пришла к офицерам и отговаривала их. Говорила, что сделает для них всё что угодно, только бы меня не отправляли в армию. Вы же знаете, что возвращаются отсюда единицы. В итоге сестру отправили к «Отряду сто тридцать семь, а меня в Гвардию. Я очень надеюсь», что её отпустили. Потому что… Потому что это не честно.
— Всё в порядке, Тимка. Уверен, её ухажёр о ней позаботился.
— Я тоже надеюсь, что это так, — вздохнул Тимка. — А что было у вас, господин лейтенант? Как вы жили эти десять лет?
— Очень плохо, Тимка, — уклончиво ответил Вильгельм и взглянул на наручные часы. — Сейчас обед. Беги, а то ничего не достанется.
— Я принесу вам тоже котелок, — ответил Тимка и поднялся прямо напротив окна.
Стекло единственной уцелевшей рамы разбилось и его осколки усеяли пол. Тимку откинуло, шея свернулась и он кубарем рухнул рядом с Вильгельмом. В глазах застыл испуг и они продолжали смотреть на Вилли, пока их не залило кровью.