— Тимка! Чёрт… — в сердцах выругался Вильгельм. — Долбанная война!
Для гвардейцев за долгое время это стало одной из самых ощутимых потерь. Без Тимки стало уныло и пустее. Без Тимки Гвардия начала нести потери.
— Чисто и быстро, — прошептала Саманта, передёргивая затвор. — Лучше, чем они заслуживают.
Снайперская пара начала сменять позицию. Во время перехода Саманту не покидало гнетущее чувство и это не ускользнуло от Алексея.
— В чём дело? — спросил он.
— Ничего. Просто… Мне показалось его лицо знакомым.
— Ты уверена в этом?
— Нет, — отмахнулась девушка. — Ерунда. Просто показалось.
***
Единственное колесо проржавевшей строительной тачки вязло в промокшей от дождя земли и приходилось сильно надавливать на ручки, чтобы вызволить тару из плена стихии. Груз тачки накрыли брезентом, но оттуда всё равно свисал порванный сапог и начинавшая покрываться трупными пятнами ладонь.
Полковник Буткевич отдал приказ выдвигаться в Краков, для перегруппировки, отдыха и пополнения. Хоть ликвидировать плацдарм на реке и не удалось, но основную задачу бойцы выполнили — враг был задержан, а в тылу подготовлены долговременные оборонительные позиции. Теперь конфедераты проводили последние приготовления перед отступлением. Погрузка, минирование, учёт убитых и раненых. У Яна же была своя задача.
На ничейной земле под пулемётным огнём погибло два разведчика. Их тела пытались вытащить три дня, но только Яну, под покровом ночи, удалось это сделать. Одного так и не удалось опознать. Тело уже начало гнить, а жетона с личными данными при солдате почему-то не было. Некоторые бойцы выкидывали жетон, из-за боязни, что при неудачном падении он им сломает рёбра. Другие вырезали из них сувениры и отправляли домой. Третьи могли их просто потерять из-за некачественно сделанной цепочки. Что стряслось с жетоном этого солдата никто ответить не мог. Да и для него это было не столь важно. Ведь мёртвым ли не всё равно? Оставалось отдать последние почести.
Обычно трупы таскали на верёвках. Но у этих двоих настолько разрушились внутренние ткани, что была боязнь, что им просто оторвёт конечности. Поэтому для них раздобыли тачку. Ян не знал этих солдат, но в мыслях вечно мелькало, что для них похороны будут почётнее остальных. Их не будут волочить по колдобинам как забитую скотину. Их с комфортом довезут до места последнего пристанища.
«Интересно, а капитанов тянут на верёвке или везут на тачке? — подумал Ян. — Или всё зависит только от состояния тела, а чины здесь бессмысленны? Ведь перед смертью все равны».
— Ещё двое? — спросил солдат из похоронной команды. Позади него ровными рядами выкопали сотни могил. Позади покрытых вязкой грязью земляных холмиков стволом вниз воткнули штурмовую винтовку, а на её приклад повесели каску. Даже в условиях острой нехватки оружия, все оставались верны традициям.
— Да, — кратко ответил Ян. — Ещё двое, кому повезло от сюда сбежать.
***
Двенадцатого мая хартийцы форсировали Одер, завладели неповреждёнными мостами и ближе к вечеру полностью овладели Франкфуртом. Франкфурт оставался последним крупным городом на пути к столице Конфедерации — Берлину. Столь молниеносное продвижение оказалось возможным из-за плохого взаимодействия подразделений конфедератов, усталости в войсках и подавленного боевого духа. Главной ошибкой командиров стали не заминированные мосты и их невозможность подрыва. Благодаря этому солдаты Хартии быстро развили успех и продвигались дальше, в сторону Зееловских высот. Теснимые войска Конфедерации отступали, а в некоторых случаях отступление переходило в беспорядочное бегство. В самом Берлине началась паника. Поползли слухи, что правительство бежало на запад, а сам город готовится к сдаче.
В Ставке царило гнетущее настроение. Отсюда до линии фронта оставалось пятьдесят километров, из-за чего начальник охраны уже третий раз пытался уговорить канцлера эвакуироваться.
— Господин канцлер…
— Нет! — категорично отрезал Уинстон. — И слышать не желаю! Не вздумайте больше подходить ко мне с этим предложением! Я вырвал Берлин из рук преступников не для того, чтобы теперь отдавать его обратно головорезу, возомнившем себя лидером нового порядка!
— Но мы теперь в зоне поражения дальнобольной артиллерии, — не унимался начальник охраны. — Нам бы хотя бы переместить Ставку на пару десятков километров.
— Переместить… — повторил тихо Уинстон. — Послушай, у нас есть лопаты?
— Простите?
— Обычные штыковые лопаты, — уточнил канцлер.
— На складе должны быть, господин канцлер.
— Тогда, чтобы не терять времени, идите и выкопайте всем могилы. Но Ставку я перемещать запрещаю. На фронте паника и она только усилиться если в самый ответственный момент я всё брошу и сбегу.
— Тогда велик шанс, что вас убьёт диверсионный отряд. А если это случится, страна погрузится в хаос.
— Значит выдайте всем оружие. Будем отстреливаться, если им хватит наглости захотеть меня устранить.
— Будет исполнено, — тяжело вздохнув, ответил начальник охраны.
***
— Какой ещё к дьяволу бланк «три точка один»?! — не своим голосом орал полковник Буткевич.
— Бланк «три точка один», — медленно растягивая слова, спокойно ответил мужской голос в трубке. — Бланк подтверждает, что вы не занимались приписками, не обзавелись «мёртвыми душами» и не вели продажу военного имущества третьим лицам.
— Вы там все подурели в своём Бундестаге?! — продолжал рычать полковник. — А если у меня нет этого бланка?! Что мне его тебе, родить тут?!
— У вас нет полномочий «рожать» бланк «три точка один», — как ни в чём не бывало продолжал голос. — Такими привилегиями наделён только…
— Достаточно, — прервал его Буткевич и закурил. — Где мне достать эту бумажку?
— Бумажкой вы подтираетесь в сортире, господин полковник. А бланк «три точка один» является документом.
— Хорошо-хорошо, — нетерпеливо вздохнул полковник. — Где достать этот чёртов документ?
— Вам, после тщательной проверки, его должен выдать штабной писарь.
— О Господи! — простонал полковник. — У нас вчера в писаря попала бомба. Собирали его вместе с его макулатурой по всему полю.
— Подробности меня не интересуют. Пускай кто-нибудь другой из уполномоченных выдаст вам бланк «три точка один».
— Значит слушай сюда, бюрократ с развитым геморроем. Мы полтора месяца жрём землю, чтобы ты мог в уютненьком кабинете ковыряться в своих бумажках. Неужели так сложно выплатить солдатам жалование, а семьям погибших компенсацию без этого грёбанного бланка?
— Тогда у меня не будет уверенности, что вы не воспользуетесь выданными государством средствами ради личной выгоды.
— Да ты вообще там охренел?! — вновь загорелся полковник и выронил сигарету. — Я для того тут танцую лебединое озеро с краснопузыми, чтобы потом ложить себе в карман?! У вас вообще там мозги отшибло?! Думаешь, у меня есть время заниматься приписками?! Какой командир в здравом уме будет взваливать на себя ещё мёртвых подчинённых?! Какие к дьяволу тут могут быть третьи лица, чтобы я им продавал оружие, которого у нас самого с гулькин нос?!
— Список возможных третьих лиц написан мелким шрифтом в пятом пункте…
— Да пошёл ты! — прошипел полковник и со всей силы бросил трубку.
Ян, с нескрываемой улыбкой, наблюдал за страданиями своего друга.
— А ты чего лыбишься? — рявкнул на него Буткевич. — Думаешь мне очень нравится срывать с ними голос?
— Я считал, что ты за два года к этому привык, — пожал плечами капитан.
— Ян, — глубоко вздохнул полковник, — открой мне, пожалуйста, ваш страшный секрет. Как за неполные несколько лет вы умудрились так всё бюрократизировать? Это же, чтобы принять нашу капитуляцию, консул должен предоставить свидетельство о рождении, паспорт и код, справку о доходах, справку о месте роботы, свидетельство о нахождении в браке, подтверждение место жительства и отчёт сколько раз в день он ходит отлить. И тогда мы несколько месяцев будем думать об его предложении, а потом отправим в восемнадцатый кабинет за бланком «три точка один»!