— Возьми эту, — Отто указал на последнюю в стопке фотокарточку. На ней сфотографировали безмятежно сидящих на набережной Алексея и Саманту.
— Какая милая парочка, — оскалился Мстислав. — Неужели и они тоже?
— Эти двое убили троих выпускников твоей снайперской школы. Это кое о чём говорит.
— Не верю, — зрачки стали круглыми, как у кота, душащего мышь. — Моих воспитанников не могут убить каких-то два гражданских.
— Они уже давно не живут мирной жизнью, Шелестович. Не стоит недооценивать противника. Особенно будучи снайпером Ассом.
— Последний раз я кого-то убивал четыре года назад, — задумчиво протянул Мстислав, глядя на винтовку, висящей на стене. — Но вижу, что ситуация выходит из-под контроля и нужно её брать в свои руки. Хорошо, я помогу вам с ними разобраться.
— Приятно видеть, что лучший стрелок Хартии ещё в седле.
— Нет, — ответил Мстислав и прожёг сигаретой во лбу Саманты дырку. — Просто некоторые люди лезут не в своё дело и им нужно указать их место.
***
Саманте предоставили несколько часов на сборы. Затем её доставят на грузовой самолёт, с бортовым номером AH-225, летящий прямым рейсом в столицу Атлантики — Нью-Йорк. На эти несколько часов Алексей смог выпросить у командования разрешение покинуть свою часть. К счастью, сегодня оно было к нему благосклонным.
На Берлин совершался один из многих за всю войну авианалётов. Теснимые системами ПВО самолёты не могли эффективно сбрасывать бомбы, зачастую попадая по гражданским объектам. Одна из бомб разорвалась недалеко от места, где находилась квартира Алексея и Саманты.
Оконную раму полностью выбило и она валялась в дальнем углу комнаты, осколки стекла усеяли пол, шкаф завалился набок, а у люстры полопались все лампы. Война заглянула и сюда.
Саманта принялась собирать осколки битой посуды, стекла, вперемешку с налетевшими с улицы листьями. Алексей бросился ей помогать. В какой-то момент их руки невольно прикоснулись. По телу прошёлся разряд, глаза широко глядели друг на друга, а в голове промелькнула единственная мысль:
«Чем, чёрт возьми, мы заняты?!»
Губы сомкнулись в коротком поцелуе. Затем, набрав побольше воздуха, он повторился, но более страстный и умелый. Одежда постепенно оказывалась на полу, а внутри било желание последние отведённые часы побыть собой. Забыть что такое страх. Почувствовать счастье наперекор войне, судьбе и смерти. Любить, желать, ценить и, затаив дыхание, отдать всего себя. Выиграть свою маленькую войну своего маленького, но насыщенного жизнью пути.
Саманта, блаженно улыбаясь, разглядывала в своей ладони брошку. Наблюдала как несмотря на время, на покрытых позолотой лепестках и в красном рубине продолжали играть солнечные лучи.
— Она как мы, — прошептала Саманта.
— Прости, не понял тебя.
— Даже через много-много лет продолжает сиять. Как мы. Как наша любовь, — сказала девушка и закрепила брошь обратно.
— Как вернёшься, обязательно подарю тебе новую.
— Не стоит. Ничто на свете не сравнится с ней.
— Тогда чего бы ты хотела?
— Покоя. Вместе с тобой. Но сейчас это невозможно.
— А после войны?
— Да… — промурчала девушка.
— Маленький домик. Вокруг сплошной лес, а рядом речка. Мы возьмём замечательную девочку из приюта и вырастим самого лучшего в мире ребёнка.
— Ты тоже хочешь девочку? — удивилась Саманта. — Как странно. Обычно все хотят мальчиков.
— Можно взять и мальчика. Слишком много детей сейчас остались одни.
— И опять мы говорим о войне.
— Двести пятнадцать человек, — Алексей поднялся и принялся одеваться обратно в форму. — Мы убили двести пятнадцать человек. Войну можно не замечать, но она всё равно рядом с нами. Поэтому нужно сделать всё, чтобы она пошла прочь. И... — он замялся. — Если там спросят сколько ты убила. Отвечай, что двести пятнадцать. Ведь снайперский взвод одно целое.
Саманта лишь молча кивнула.
— Время пролетело так быстро, — сказала девушка, глядя на часы и одеваясь. — Несколько часов для нас слишком малы.
— Нам всё равно будет недостаточно времени. Даже если бы в наших силах была возможность его остановить.
— Но у нас ещё есть время по пути на аэродром.
Алексей отвёл взгляд.
— В чём дело, Лёша? — недоумевала Саманта.
— Там мы точно не сможем сдержаться. А я не хочу видеть, как в последние мгновения с тобой ты плачешь. Плачешь из-за меня.
— Значит мы расстаёмся здесь? — спросила девушка и по её щеке потекла слеза.
— И всё-таки ты плачешь, — сказал Алексей и крепко обнял её.
Уткнувшись в одну точку, Лёша чувствовал как Саманта уже не сдерживалась и вовсю ревела. А он, к своему стыду, понял как же обожает её обнимать. Собравшись с духом, он разжал объятия, наклонился и посмотрел прямо ей в глаза.
— Прощай, милая. Я буду ждать тебя. Возвращайся с хорошими вестями.
— Пожалуйста… — сказала она сквозь всхлип, — выживи.
— Само собой, — улыбнулся Алексей и вытер катящуюся слезу. — Больше ни слова. Побережём их до следующей встречи.
***
Уходящая далеко за горизонт взлётная полоса. Огромный чёрный грузовой самолёт с открытым грузовым отсеком ждал отправки. Пилот крылатой машины помог погрузить вещи и подал руку, помогая подняться внутрь. Оглянувшись, Саманта посмотрит в его сторону. На секунду покажется, что она заметит его, но в следующий миг девушка скроется внутри темноты самолёта.
Алексей тоскливо продолжал смотреть. Конечно он не мог не прийти. Не взглянуть на неё в последний раз. Особенно после того, как он узнал куда его отправляют.
— Скоро взлёт, — сказал подходящий Лоуренс. — Что вы хотели, младший лейтенант?
— Капитан, выполни просьбу солдата, что большую часть времени проводит на нуле. Нет, даже не так. Пообещай, что выполнишь то, что я попрошу.
— Говори. Быстро.
— Сделай всё возможное, чтобы до конца войны она сюда не возвращалась. Надеюсь, ты меня понимаешь?
— Хорошо, — кивнул Лоуренс. — Сделаю всё, что в моих силах.
— Отлично. Удачи вам там.
Самолёт оторвался от земли и постепенно превращался в маленькую чёрную точку на небе, пока вовсе не скрылся за облаками. Небо патрулировало два истребителя, готовясь бросить вызов Соколам Левандовского за господство в воздухе.
Саманта улетела. С каждой секундой отдалялась от кипящей преисподни. А Алексею предстояло посетить самые глубины ада.
Его отправляли в Краков.
Motherland
Её ладонь была такой мягкой и тёплой. Забылось имя. Забылся образ. Но ладонь и связанные с ней эмоции продолжали пробиваться из подсознания, напоминая о том дне. Когда нежность и теплота резко исчезли, выдёргивая из приятного сна.
По телу пробежала волна холодного воздуха, сердце заколотилось, на секунду стало тяжело дышать. Генри открыл глаза, не сразу понимая где он. Потребовалось время, чтобы вспомнить, почему он в самолёте. А затем задать себе вопрос, на который так и не получится ответить: «Почему вокруг так мало людей?»
Он точно помнил, что в бизнес классе не было где яблоку упасть. Сейчас же, пробивавшейся сквозь иллюминаторы свет луны освещал пустые места. В том числе и соседнее с ним.
«Не могли же они все вместе пойти в хвост самолёта по своим тёмным делам?»
Что-то случилось. Генри это чувствовал. Он не мог объяснить, что именно, но интуиция подсказывала, что нужно действовать.
Первым делом он попытался найти взрослых. Конечно его ожидала неудача. Заглядывая в каждый тёмный проём, Генри с уверенностью мог сказать, что самолёт почти пустой. А когда, к своему ужасу, он обнаружил, что борт остался без пилотов, без колебаний разбудил оставшихся пассажиров.
Тишину нарушили десятки взволнованных голосов. Маленькие дети не понимали что происходит, старшие пытались их успокоить, но по их виду было понятно, что их самих терзали те же самые вопросы. Генри взял с собой нескольких человек и, оставив остальных приглядывать за младшими, закрылся с ними в кабине пилотов.