— Подожди, — удивился Вильгельм. — Ты тот самый Леший? Варшавский призрак, набивший фингал Шелестовичу?
— Передай ему, что это был предупредительный выстрел.
— Ох, ты не представляешь как он нас бесил, когда малыш Отто привёл его в штаб. Весь из себя напыщенный, чистоплотный, только короны не хватает. А вот после дуэли с тобой как-то сразу поник. Мы аж расстроились, что он одним фингалом отделался. Как хорошо, что он уехал обратно в столицу, ты не представляешь.
— Всегда рад помочь.
— Что же, — Вильгельм взглянул на выход, — нам пора. Война сама себя не закончит.
— И то верно.
Вильгельм почти дошёл до лестницы, как его окликнули:
— Вилли.
— Да?
— Не думал, что когда-то такое скажу хартийцу. Но оставайся в живых.
— И ты тоже. Нам ещё это всё отстраивать.
— Сразу видно офицера. Мыслит на несколько ходов вперёд.
Они оба рассмеялись, после чего Вильгельм отдал честь и пошёл на выход. Алексей грустно проводил его взглядом, проверил винтовку и как только шаги утихли, затушил лампу и покинул подвал.
***
Свет луны проникал через дыры в потолке, служа единственным источником света в помещении. Иконы со святыми лежали на полу, вперемешку с осколками стекла. Уцелела одна из трёх статуй Троицы. Статуя с неким удивлением смотрела на покачивающуюся большую люстру, в которой запуталась не сдетонировавшая авиабомба. Сапёры не смогли её снять без спецтехники и она продолжала висеть, олицетворяя чудо в пристанище Бога.
Алексей не хотел сюда приходить, но после встречи с Вильгельмом его мысли путались и нужно было выговориться. Единственное место на всю округу, где можно это сделать было здесь — в полуразрушенной церкви, подвалы которой Орден занял под госпиталь.
В длинном помещении Алексей увидел только молящуюся Софию. В свете луны её белое одеяние стало ещё светлее. Покорно опущенная голова, слегка приоткрытые глаза, тонкие губы шепчущие молитву и хрупкие сомкнутые ладони. Лёша на мгновение остановился, наблюдая за Соней. Если не эта девушка олицетворяла проповедываемую церковью верность, порядочность и непорочность, то тогда кто?
София вздрогнула и обернулась, испуганно глядя на Лёшу.
— Алексей, — удивилась она, — что вы здесь делаете? Да ещё в такое позднее время?
— Мне нужен пастор, — без предисловий начал Лёша. — Где он?
— Пастор сейчас отпевает погибших и вернётся ещё нескоро.
— Зараза. Мне он нужен всего на пару минут.
— Может я смогу вам чем-то помочь?
— А ты можешь... — он замялся, — исповедать меня?
— Всего-то? — девушка приободрилась. — Становитесь сюда и кладите руку на Библию.
— Это обязательно?
— Тогда это будет не исповедь.
Алексей подчинился, встал в положенном месте на колени и протянул руку на потрёпанный форзац. София встала напротив него и прикоснулась нежной ладонью к его макушке. Девушка на миг взглянула на него, но засмущалась и отвела взгляд.
— Что вас мучает, Алексей?
— Я убил слишком много людей. Чувствую этот груз будет меня преследовать остаток дней.
— Скольких вы сегодня убили?
— Троих. Двое были очень молодыми.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы стать на защиту своего дома и убивать тех, кто посягает на вашу свободу.
— Я тоже так думал. И долгое время держался за эту мысль. Но что делать, если по ту сторону сражается твой близкий друг?
— Он искренне воюет за ту сторону?
— Похоже на то.
— Что же, — София задумалась. — Если его цели нечестивы, то рано или поздно он поймёт это и отринется от них. Если же цели его выше обычной выгоды, то тогда они должны быть выполнены. Несмотря ни на что.
— В этом есть смысл. Спасибо, сестра София. Мне действительно легче.
— Пускай Господь направляет твой праведный гнев, — сказала Соня и забрала руку с кудрей Алексея.
***
В Кракове произошла ротация. Полк Яна вывели из жилой застройки на более спокойные позиции западнее города. Солдат ветеранов повышали и переводили на новые должности. Такая же участь постигла напарника Алексея — Освальда. Молодой солдат спустя два месяца боёв получил повышение и стал командиром взвода. Пути Лешего и Щеголёнка расходились и больше никогда не пересекутся. Лёше опять приходилось работать одному и ждать замены.
Проводя одну из разведок и наблюдая сквозь линзы бинокля, Алексей не смог поверить своим глазам: хартийцы копали лопатами землю. Такие действия могли означать только одно. И Лёша срочно вызвал Яна.
— Леший, ты уверен? — скептически спросил майор.
— Да пусть я здесь ляжу, если это неправда.
— Ты понимаешь, что я тебе голову отвинчу, если ты ошибся?
— Командир, это точно.
— Понял, конец связи.
Ян вызвал Буткевича.
— Да быть такого не может, — не верил полковник. — Неужели всё?
— Похоже на то. И ведь действительно. Уже три дня никаких наступательных действий.
— Понял, держите меня в курсе, — Буткевич прервал связь, секунду молча обдумывал услышанное, а затем приказал: — Связывайте меня со Ставкой.
— Господин канцлер, — взволнованно вошёл в кабинет генерал.
— Спокойно, Фридрих. Что уже у нас стряслось?
— Хартийцы воздвигают оборонительные позиции на Краковском выступе. Это означает, что они выдохлись и больше не могут наступать. Мы выиграли битву. И остановили хартийский каток по всему фронту.
— Я уже не надеялся, что доживу до этого дня. Хорошо, Фридрих. Скоро начнутся поставки оружия из Атлантики. Вот мой приказ: начинайте подготовку плана по освобождению оккупированных территорий.
— Слушаюсь, господин канцлер.
— И наградите того солдата, что разведал позиции противника.
— Майор, — вошёл в деловой позе в штаб Алексей, — за сороковой боевой выход полагается медаль. Особенно за такую важную информацию.
— Леший, — брови Яна сомкнулись, — знаешь главное кредо армии?
— Плохо, мало, недостаточно? — спросил Алексей, понимая к чему всё идёт.
— Молодец. Все награды после войны. Сейчас главная задача погнать их поганой метлой. Понятно?
— Так точно, господин майор, — разочарованно пробурчал Алексей.
***
Третьего сентября две тысячи тридцать второго года хартийская авиация предприняла очередной ночной налёт на Берлин. Но сегодня Соколов Левандовского ждал сюрприз: навстречу им летело две пары самолётов Конфедерации, всем своим видом бросая вызов хартийскому превосходству в воздухе. Так начинался первый в истории нового мира воздушный бой.
Генри сел на хвост одному из истребителей. Хартиец всячески извивался и вертелся, ухитряясь уворачиваться от очередей оппонента. Генри тяжело дышал сквозь кислородную маску, шлем давил на голову, а пальцы с большим усилием нажимали на рычаг. Противник был хорош. Слишком хорош.
Внезапно вражеский истребитель снизил скорость и завис в воздухе носом вверх, словно приклеенный, пропуская Генри вперёд. Пилоты на миг встретились взглядами, но сквозь шлемы не могли увидеть что в том момент чувствовал его противник. Генри пролетел дальше, а хартиец сел ему на хвост. Охотник и жертва поменялись местами.
Как бы Генри не пытался улизнуть, всё было четно. Одна из очередей пронзила крыло самолёта и машину начало крутить вокруг своей оси. Завопили приборы. Самолёт начал гореть. Грязно выругавшись, Генри катапультировался.
Ко всем несчастьям пилота Конфедерации, он приземлился на вражеской территории. Генри ничего не осталось, как послать сигнал «SOS» и надеяться, что свои найдут его раньше хартийцев.
Конфедерация не могла себе позволить потерять столь опытного специалиста. В оперативном порядке было сформировано три поисковых группы. В одну из них попал Алексей.
Гудящие лопасти вертолёта не давали собрать мысли в кучу и сосредоточиться. Пространство за иллюминатором покрылось тьмой и лишь блестящая от лунного света вода давала понять, что экипаж машины всё же в человечком мире. Алексей молча смотрел на своего нового второго номера. Парнишка был бывшим тамплиером, хотя бывшими их назвать можно с натяжкой. Фанатизм и прямолинейность никуда не делись. Лёша мог лишь уповать, что это не помешает выполнять им работу.