— К нам приехал какой-то хрен из Америки. Говорит, что военный корреспондент. Сделай одолжение, займись им, пока его кто-то случайно не пристрелил.
— Сделаем, командир, — вздохнул Лёша, желавший несколько часов поспать.
Журналист доставал Алексею до груди. Голубая каска едва держалась на маленькой голове, а лямки бронежилета с надписью «PRESSA» всё время расстёгивались. Лёха, не церемонясь, потащил его к блиндажу. Усадив парня на пенёк, Алексей сел напротив и закурил.
— Вы не против, если я задам вам несколько вопросов? — пролепетал корреспондент и достал блокнот с почти сточенным карандашом.
— Валяй. Только прошу тебя, не тупые.
— Хорошо. Итак, как представитель газеты «Голос Атлантики» я слышал среди своих коллег много вопросов по поводу солдат Конфедерации. Самый часто задаваемый из них: где вы ходите в туалет?
— Да где придётся, — ответил Алексей и засмеялся.
— То есть вообще не имеет значения где?
— Зависит от того где тебя застигнет этот деликатный процесс. Если на марше, идёшь в кусты, копаешь ямку и делаешь туда свои дела. Если находишься на стационарной позиции, тогда делаем выгребную яму со всеми удобствами.
— Всё по человечески?
— А ты как думал? Если пропаганда Хартии что-то вякает о нашей первобытности, то пусть посетит ближайшую позицию. Это мы сейчас сместились. А раньше два месяца стояли на одном месте. Провели воду и свет, построили баню с душем. Всё обустроено и уютно.
Рядом просвистел миномётный снаряд, от чего парня дёрнуло. Алексей лишь ухмыльнулся.
— Тогда следующий вопрос: почему дисциплинированные солдаты Хартии скатываются к грабежу и изнасилованию, а вы нет?
— Нашёл что спросить, — нахмурился Лёша. — Я бы коротко ответил, что они мрази, но давай углубимся в вопрос. Это наша земля и мы по факту будем воровать у себя же. Хотя, справедливости ради, каждый из нас хотя бы пару луковиц умыкнул. Представь ситуацию: заходит солдат в пустой дом, а там на столе лежит кусок свежего мяса. Как ты думаешь, он его не возьмёт? А вдруг хозяина дома уже и в живых нет, а мясо испортится. Я никого не оправдываю, но это война и приходится всегда вертеться, чтобы уцелеть.
— Если противник выйдет на ваши позиции с белым флагом, есть ли у вас какой-то регламент сдачи в плен?
— В плен то они сдаются, — цокнул языком Алексей. — Но лично я таких не видел. И после того, что они творят на оккупированных территориях, желание кого-то щадить нет... — Лёша осёкся. Его слух уловил едва слышный хлопок. За мгновение Алексей понял, что снаряд летит сюда, схватил журналиста и потащил в укрытие.
Туда, где они сидели несколько секунд назад, упал снаряд и перемешал всё с землёй.
Алексей докуривал сигарету и наблюдал за качающейся керосиновой лампой. Корреспондент дрожащими руками дописывал что-то в своём блокноте. Одну из стен облепили детскими рисунками, письмами и пожеланиями возвратится домой с победой. На столе остывала чья-то недопитая чашка кофе.
— Может в тыл поедешь? — хмыкнул Лёша. — Я ж не могу ещё и за твою жизнь переживать.
— Нет, — твердо ответил он. — Я должен видеть всё своими глазами. Иначе читатели не поверят.
— Тогда продолжим отвечать на вопросы публики Нового света. Мне уже начинает нравится.
— На чём мы остановились?
— На взрыве, — засмеялся Лёша. —
— Повезло, что это сто двадцатый калибр. Восемьдесят второй намного тише и я бы его не услышал. А я ещё и без брони. Что сказать — молодец.
— Вам часто приходится контактировать с местными?
— К сожалению, да.
— Тогда назовите самый бесящий от них вопрос?
— Ну что там? — не задумываясь, ответил Алексей.
— Ну что там? — повторил журналист.
— Ага. Что я тебе объясню, если ты дебил в военном деле. Что там... Во-первых, где там? Во-вторых, что для тебя «что»? Да, это самый тупой вопрос.
— А какие ещё задают?
— «Ну что там?» ты уже услышал. Ну как там? А как вы там? Ну если хожу, значит ещё живой, разве не понятно? Ещё любят спрашивать есть ли семья или девушка. Более умные вопрос: стоит ли нам выезжать? На такой вопрос правильного ответа нет. Всё зависит от ситуации. Есть, конечно, люди, которые никуда не поедут. Больше всего бесит, что многие не понимают почему отсюда нужно уезжать. Не понимают, что такое война. Но война здесь, а они живут на линии фронта как ни в чём не бывало. Мина летит, а дитё на велике катится куда ему надо. Если это где-то у нас опубликуют, то скажу: уважаемые граждане, не мешайте нам работать. Мы мало того, что воюем со страшным врагом, так ещё и вас должны спасать. Есть шанс, что вас могут прибить свои же. Потому что вражеские корректировщики переодеваются в гражданскую одежду. И когда сидишь третьи сутки под обстрелом, ты уже не думаешь о том, что это мирный. Ты думаешь какой гандон, бляха муха, даёт наводку на ваши позиции?! — прошипел с ненавистью Алексей. — Уезжайте. Мир не без добрых людей и вас обязательно приютят.
— Я позволю себе задать глупый вопрос.
— Давай уже.
— Всю дорогу я видел бесконечные лабиринты из траншей. Кто же это всё будет потом засыпать?
— Кто, кто? Те, кто это затеял, и будут засыпать. Лично у меня на это времени и желания нет. Я думаю мне после этого трындеца положен, как минимум, пожизненный отпуск. Я себе хочу дом у речки отстроить, а кто его строить будет? Консул Гвин? Нет, я всё это дело засыпать не собираюсь.
— В Штатах ведётся активная дискуссия на счёт поставки вооружения Конфедерации. Что бы вы себе хотели?
— Я хочу? — удивился Алексей. — Я хочу, чтобы это всё закончилось. Меня оружие уже не интересует. Я за свою жизнь настрелялся.
— Смотрите, — задал парень следующий вопрос, — я не спрашиваю по поводу страха. Боятся все.
— Конечно.
— Я хочу спросить, как вы с ним справляетесь?
— Когда трясутся поджилки, я ищу глубокую нору. Всё. Смелых на войне хватает. Но смелые быстро заканчиваются. Страх — твой самый надёжный друг, особенно здесь. Просто нужно научиться с ним взаимодействовать. Или умрёшь быстро.
— Многие в тылу говорят о окопной романтике. Она действительно существует?
— Конечно.
— Расскажите, пожалуйста.
— Окопная романтика — это когда над тобой взрываются снаряды, а ты сидишь и думаешь: «Сука! Почти пол года не было секса!». Вот и вся романтика.
— То есть никто не наслаждается этим?
— Чего? Мы наслаждаемся вечером, потому что они перестают поливать нас огнём и мы можем поспать.
— Просто многие идеализируют войну. А я хочу разбить этот миф.
— Надеюсь, мои слова тебе в этом помогут.
— Спасибо вам. Вы мне очень помогли.
— Сходи к танкистам. Они тебе много чего интересного расскажут.
Подчинённые Ангелины через мат и стоны чистили орудие танка. Сам же командир наблюдала за процессом, вычёсывая волосы. Сначала девушка наотрез отказалась отвечать на любые вопросы, но журналист всё же уговорил её уделить несколько минут.
— Танкистам я не заготавливал вопросы, но давайте попробуем. Вы когда-нибудь разгоняли ваш танк до сотни километров?
— Если ты его разгонишь до ста километров, ответил за Ангелину мехвод, то это будет последнее, что ты сделал в жизни.
— А сколько он потребляет топлива?
— Обычный танк жрёт четыре литра на километр, — немного подумав, ответила Ангелина. — А этот почти десять. Мы так и не смогли понять почему, но нас за это ненавидит весь полк. А для снабженцев мы ночной кошмар.
— Ваш танк трофейный. Командование хорошо обеспечивает вас машинами?
— Месяца три назад была напряжёнка. А сейчас песня. Наверное наша дивизия никогда не была такой боеспособной, как сейчас.
— Рассчитываете что-то получить из Ленд-лиза?
— В армии всегда не хватает грузовых машин. Вот их мы и ждём от Атлантики. А пока единственный «Ленд-Лиз» — это наш «Войтек».
— У каждого из родов войск есть прозвище. Артиллерия — Бог войны. Пехота — Царица полей. А как зовут себя танкисты?
— Щит, — коротко ответила Ангелина.
— Щит войны?
— Наверное, — пожала плечами девушка.
— В современной войне, когда у пехоты множество противотанковых средств, танки остаются важным фактором на поле боя?