Первому предстояло прыгать Алексею. Нет, он не был самым тяжёлым, просто ему выдали ещё и большую рацию. Ей предстояло подавить всю связь противника. Принцип её работы, помимо Лёши, больше не знал никто. Даже командир. И Алексею предписывалось после операции навсегда забыть как с ней обращаться.
— Подполковник, — нарушил молчание Алексей, стараясь не показывать дрожь в голосе, — а что делать если у меня акрофобия?
— Чего? — не понял командир.
— Боязнь высоты.
— Ну тогда у тебя два варианта: либо во время прыжка можешь орать. Там всё равно так дует, что тебя никто не услышит. Либо прыгай без парашюта. Тогда через минуту твоя фобия навсегда излечиться.
— Я лучше выберу первый вариант.
Замигала красная лампочка, начала выть сирена, а за ними медленно открывался люк. Из тьмы, скрывавшийся за ним, вырвался холодный ветер и диверсанты едва удержались на ногах.
— Пошли! — заорал офицер.
— За Конфедерацию! — истерическим голосом крикнул Алексей и прыгнул в люк, где его крик оборвался.
Перекошенные ужасом лица диверсантов один за другим поглощала тьма и вскоре Саманта осталась одна. Глубоко вдохнув и закрыв глаза, она сделала шаг в пропасть.
Что чувствует человек, летящий на высоте пять тысяч метров? Первые секунды страха сменяются эйфорией. Свободный полёт, будто ты птица, и восторг от раскинувшихся под тобой бескрайних просторов. Саманта не видела куда летит. Под ней оставалось всё та же тьма. Лишь вдалеке, со стороны линии фронта, виднелось зарево от нескончаемых пожаров, а свистящий ветер дул с ещё большим рвением. Часто дыша сквозь кислородную маску, Саманта испугалась, что не успеет разглядеть землю и раскрыла парашют. В этот момент ветер стих и она осталась наедине с одной стихией — огнём. На который действительно можно смотреть вечно.
***
Вторая часть группы не высадилась. Самолёт, везущий её, перехватил хартийский истребитель. Все погибли. Не зная этого, их прождали почти до самого рассвета. Поняв, что дальнейшие ожидание бессмысленно, группа принялась выполнять задачу имеющимся силами. Подавлять связь должны были пять человек, но пришлось выделить только двух: Алексея и Саманту. После этого они должны присоединиться к остальным.
Через густые заросли, мимо вражеских позиций, колонн и патрулей. Нормальные дороги для пехоты и техники. Диверсанты обязаны о них забыть.
Между голых веток проскользнули первые снежинки и закружились в белоснежном хороводе. Пройдя крутую дугу, они осядут на землю, постепенно превращая её окрас в белый. Алексей ступал бесшумно, стараясь не оставлять следов. Правда для предосторожности носки подошв его ботинок смотрели в противоположную сторону. Ох и намучались они прежде чем привыкнуть к такой обуви.
Алексей не слышал Саманту, но чувствовал, что она шагает где-то рядом. Это нельзя было назвать солдатским чутьём. Это нечто большее.
Лёша сам до конца не мог понять, почему позволил ей согласиться пойти в диверсанты. Больше всего на войне гибнет пехоты, а среди пехоты больше всего погибает разведчиков и диверсантов. Его успокаивала только одна мысль — если они умрут, то вместе и быстро. В их положении это лучший расклад.
Алексей высматривал мины, растяжки и системы тревоги. Обычно их устанавливали халтурно и даже в темноте их можно разглядеть. Но в случае Лёши, ловушку поставили грамотно и профессионально. Ставили те, чей дом — лес.
Верёвка опутала ногу Алексея и потянула того вверх. Лёша ничего не успел понять, как уже беспомощно болтался вверх тормашками.
«Зараза!», — промелькнуло в голове, как Алексей увидел движение на одной из веток.
Спрыгнув с дерева, к Лёше в плотную подошёл мальчик и с интересом разглядывал того, кто попал в его ловушку. Глядя на нечёсаные кудри и большие зелёные глаза, Алексея вдруг осенило кто перед ним.
— Здравствуй, сын, — как можно более спокойно, насколько позволяла ситуация, поздоровался Алексей.
— Здравствуй, отец, — не растерялся мальчик, ехидно улыбнувшись.
***
Воссоединение отца и сына летавицы приняли за добрый знак. Гоблена окружили лесные жительницы, каждая воительница не скрывала, что рада его видеть. Алексей запомнил их почти без одежды. Теперь они облачились в меховые шубы, шапки и варежки. Но привычные перья и раскраска никуда не делись. Через много лет девушки оставались верны своим принципам. За переполохом никто не обратил вниманию на Саманту. Кроме Глифи. Почти сразу летавица отвела девушку в свою хижину.
— Замёрзла? — Глифи заметила что у Саманты дрожат ноги. — Как у них хватило совести отправить вас в такой тонкой одежде? — причитала летавица и укутала девушку шубой, а затем заварила травяной отвар.
— Ты осталась такой как я тебя запомнила, — Саманта сделала глоток отвара. По телу расплылось приятное тепло.
— А ты изменилась. Никогда бы не подумала, что ты возьмёшь в руки оружие. Расскажи же, девочка моя, как ты жила? Что видела?
Саманта рассказала всё с самого начала, от того момента как покинула лес, как стала свидетелем зарождения государств, как видела подготовку к войне. О том как прошла через поля сражений, попала в Атлантику и сбежала оттуда.
— Когда мне сказали, что он погиб, у меня всё рухнуло. Я потеряла волю к жизни. Всё что я хотела — отомстить. Поэтому когда он меня вытащил из тюрьмы, я расцениваю это как чудо. Я до сих не могу поверить, что он всё-таки жив. И понимаю, что второго шанса нам судьба не даст.
— Хорошо, что это была ошибка. Вы самая милая пара, что встречалась мне за всю жизнь, — летавица слегка пригубила горячую жидкость. — А про себя мне нечего рассказать. Один лес сменялся другим. Всё время бежим и прячемся. Когда началась война, им особо стало не до нас, но мы не теряем бдительности. После того как хартийцы сожгли наше родное место и мы разлучились с вашими друзьями, Дэви согласилась с Атали по поводу поведения с чужаками. Теперь никто не подходит к лагерю ближе ста метров. Первая стрела ложится рядом с ногами, а вторая уже между глаз. Так что вам повезло, что вы попали в ловушку Марэта. Мальчик, в силу своего возраста, очень любопытен.
Марэт успокоил летавиц и отправил их на посты. Мальчику только исполнилось десять лет, но было видно, что в нём наследовался повелительный тон и лидерство матери. Жестом приказав идти Алексею за ним, лидер летавиц привёл его к небольшому обелиску. У его основания лежал нож. Алексей очень хорошо помнил кому принадлежал этот нож. Пусть прах Эстер развеяли по ветру, летавицы каждый день приходили сюда и отдавали дань памяти
— Гоблен, — обратился к нему Марэт, с грустью глядя на обелиск, — какой была Эстер?
— Она была, — Алексей задумался, — мудрой девушкой. Она могла найти выход из любой ситуации. Только не смогла позаботиться о себе.
Мальчик продолжал грустно смотреть на обелиск, затем глубоко вздохнул и слегка улыбнулся.
— Мудрая... — задумчиво повторил он. — Не скажу, что я тоже мудрый. Но летавицы всегда помогут своим друзьям. Чем мы можем помочь тебе, Гоблен?
— Связь я смогу подавить сам. Но вы можете мне помочь взять языка.
— Кого? — искренне удивился мальчик.
— Пленного. Плохого дядю.
— А-а-а, — догадался мальчик. — Тебе нужен кто-то из чужаков. Сёстры с удовольствием приведут кого-нибудь из них. Они как раз осели неподалёку.
— Отец Марэт, — прибежала запыхавшаяся Атали, — к лагерю идёт патруль чужаков. Ваши указания?
— Вот и отлично, — широко улыбнулся Марэт. В этой улыбке Алексей узнал себя, только много-много лет назад.
***
— В штабе шептались, что конфи массово выпустили десант по нашим тылам, — сказал гвардеец командиру, стараясь унять дрожь в руках от холода. — Что-то происходит, а мы, как идиоты, шаримся по этим хащам.
— Обычный патруль, — успокаивал его командир. — Держи ушки на макушке и всё будет замечательно.
— Очень замечательно, — передразнил его гвардеец.
— Ты за языком следи.
— Поздно уже следить за языком, капитан. Если в Гвардию начали брать детей, — он кивнул в сторону новобранца, — всё уже поздно. И чего мы тут ходим? Ради бредней седого головоре... — гвардеец охнул, дёрнулся и упал. В голове торчала длинная стрела.