В небольшом доме были только Гвин и Эрвин. Маршал позволил себе на несколько минут закрыть глаза, легонько покачиваясь на стуле. Гвин сверлил глазами карту и курил. Вот уже неделю, как они покинули Ставку. Бесконечная колона из стальных монстров неумолимо двигалась к своей цели. Генералы почти всё время проводили со своими войсками, лишь изредка появляясь с докладами в штабе. Элизабет не стала исключением. Она всегда находилась на передовой, наблюдая, как выполняется воля господина, и думая над возможным улучшением условий простых солдат.
— Господин Гвин, — в штаб ворвался адъютант, выведя Гвина из задумчивости, а маршала из полудрёмы. — К вам пришёл кто-то из местных.
— Что он хочет?
— Говорит, что может помочь вам.
— Пусть зайдёт, — безразлично бросил альбинос.
За последнюю неделю доклады, приказы и планирование сильно истощили силы Гвина. Последнее, что ему сейчас хотелось — с кем-то говорить. Правда, его личные капризы никогда не влияли на государственную деятельность.
В комнату вошли. Гвин даже не взглянул в его сторону.
— Я подозревал, что только ты мог устроить этот переполох, — сказал голос с нахальными нотками. — Теперь же я убедился, что Холод снова в седле.
Гвин резко развернулся и сразу застыл.
— Лопни мои глаза! — выпалил Гвин. — Пуля! Я совсем забыл, что ты должен быть где-то здесь!
— А ты подрос, седой. Ещё и очки нацепил. Не отличишь от дендролога.
— Не мог ли ты более уважительно обращаться к господину? — вставил Эрвин.
— А ты ещё кто такой, блондинчик? Его личный профессиональный жополиз?
— Почти, — ответил Эрвин, испепеляя его взглядом. — Маршал армии Дивидеандской Хартии.
— Довольно, Эрвин, — прервал его Гвин. — Это мой старый друг. Мы с ним в детстве стояли друг за друга горой, но нас… — альбинос на секунду задумался, — разлучили.
— Я рад, что ты жив, братело! Пойдём на свежий воздух, нужно перетереть по нескольким важным вопросам.
— Опять меня втаскиваешь в какую-то авантюру? Последний раз из-за твоих выбриков мы все попали за решетку. Но, боюсь, что я не устою перед твоей харизмой. Эрвин, — обратился к нему Гвин, — я могу пропасть на какое-то время? Постарайся, чтобы тут всё не развалилось, пока меня не будет.
— Можете быть спокойны, господин.
Старые друзья под громкий смех покинули комнату. Эрвин лишь хмуро смотрел им вслед.
***
Солдаты, маршируя, пели песню, стараясь перекричать рёв моторов. Орудийная прислуга рыла стационарные позиции, чистила стволы пушек, разлаживала снаряды. Танкисты лежали на броне и, раздевшись до трусов, загорали под летним солнцем. Во мгновение ока пригороды столицы превратились в единый армейский организм, готовый выполнить всё что угодно по велению одного человека.
Гвин наблюдал за лениво текущей жизнью его армии, перебрасываясь короткими репликами с Пулей.
— Ты неплохо поднялся, дружище. Столько вояк. Сколько же их у тебя?
— Много, — уклончиво ответил Гвин. — Достаточно, чтобы взять столицу.
— Ты изменился. Старый Холод всегда был вспыльчивый, лез на рожон и дёшево понтавался.
— Ничего во мне не поменялось, Пуля. Просто нужно уметь сдерживать в себе свои изъяны. Такой он простой залог успеха.
— А говорят, что тюрьма способствует окончательной деградации. Вижу, на тебя это правило не распространилось.
— Я слышал, что тебя посадили в «Белый Дельфин» на десять лет.
— Я же оказывал сопротивление при задержании, — усмехнулся Пуля, почесывая тёмную бороду. — Вот господа присяжные и отправили меня в пристанище самых матёрых головорезов.
— Меня с Козырем скорей всего бы тоже отправили. Только нас почти сразу повалили мордой в пол. Наверное, это нам и скостило срок.
— А что стало с Козырем?
— Он не смог принять нашу новую реальность, — немного подумав, ответил Гвин.
Пуля молча посмотрел на него карими бусинками, но ничего не ответил. Альбинос продолжил:
— Что же я это всё о себе. Как ты сам, приятель? Зная тебя, ты точно тут не скучал.
— После побега сколотил из братвы небольшую группу. Пытались отхватить от города небольшой кусочек. Ничего не вышло и пришлось быстро сматывать удочки. Город принадлежит множеству мелких банд и группировок. Они настолько типичны и одинаковы между собой, что даже не хочется кого-то из них выделять. Правда, сейчас они скорей всего, как ошпаренные петухи, думают, как отстоять свой привычный порядок.
— Ты хотел мне помочь, — напомнил Гвин.
— Да, хотел. Сейчас даже ещё больше. Предлагаю тебе экскурсию в мои хоромы. Там ты всё поймёшь.
— Выбора у меня нет, — вздохнул альбинос.
***
Центральная площадь. Огромная, величественная, бескрайняя и запущенная. Давно не стриженные деревья давали густую тень, а трава захватывала территорию асфальта. От фонтанов остались лишь пустые каменные сосуды. Плитка начинала покрываться паутиной из трещин. На флагштоке так и трепыхался флаг сгинувшей страны, неся только ему понятную службу.
Пятеро фигур молча расположились вокруг поломанной лавки. Один опёрся о дерево и курил. Двое просто уткнулись в землю. Ещё один ходил взад-вперёд, не в силах остановиться. Последний же стоял к ним спиной, наблюдая за пустынным городом.
Нужно было что-то делать, но всех гложило чувство, что скоро они станут такими же, как площадь. Брошенными и запущенными.
— Если будем просто молчать, — подал голос парень с сигаретой, — то нас точно прихлопнут.
— Если бы мы знали, как разрулить этот писец, — ответили ему двое с лавки, — то тогда бы не собирались.
— Давайте по порядку. Что стряслось?
— Всё было как обычно. И тут откуда не возьмись, появился трындец. Со всех сторон на нас попёрла вооруженная армада. Их тысячи. Они хорошо вооружены и обучены. Наши люди пытаются их сдерживать, но хрен там. Откуда они такие красивые нарисовались?
— Ими управляет какой-то седой хрен, — ответил нарезающий круги. — Они приехали со стороны военных баз. Запаслись танками, пушками, маслинами и решили нас прижать.
— Все же понимают, что отсидеться в укромном уголку не получится? Поднимаем всех людей и встаём в оборону. Будем надеяться, что отобьёмся. Эй, — обратился он к стоящему спиной, — ты с нами?
— Я вас на болту вертел, — буркнул он. — И вообще манал всё это. Но я с вами.
— Вот и ладушки.
***
Первое, на что обратил внимание Гвин когда спускался за Пулей: острый запах нечистот. Он не сразу заметил ведро, куда гадили все жители пристанища мёртвых. Внутри оказалось темно и неестественно сыро. Несмотря на это, здесь уже долгое время жили люди. Дырявые матрасы прямо рядом с надгробиями, несколько керосиновых ламп, едва разгонявшие тьму, вещи, оружие. В щелях между каменных плит томились окурки, битое стекло и иглы от использованных шприцов. По периметру комнаты стояли мраморные статуи. Их белые облики начинали покрываться слоем пыли и грязи. На фоне одиноких скульптур выделялись три, нарушившие негласное правило одинокой вахты и разделившие последний приют вместе.
Трое друзей, нашедших здесь покой. Каждому на вид по лет сорок. Никто из них не мог подумать, что смерть придёт так неожиданно. У могильных надгробий лежали уже порядком истлевшие розы. Памятники начинали постепенно зарастать. Ещё несколько лет и никто не вспомнит, что здесь было кладбище когда-то влиятельных людей. Гвин сразу понял, что видит перед собой криминальных отморозков. Рыбак рыбака видит издалека. Кто сказал, что это правило не должно распространяться на его ремесло?