— Почему база именно в мавзолее, Пуля? — спросил Гвин, смотря в непроницаемые глаза одного из памятников.
— А кому придёт в голову шманать мавзолей, Холод? — улыбнулся Пуля.
— Только тебе. Всегда подозревал, что у тебя есть пунктик по отношению к жмурам.
— Напрасные мысли. Все трупы мы перезахоронили. Не очень хочется ночевать с мертвяками. Даже если это семья аристократов и авторитетов. Помню, в одном из могильников нашли свежий труп девчушки. Будто ещё вчера жила. Как пелось в пьесе: «Конец, хоть высосал, как мёд, твоё дыхание, не справился с твоею красотой. Тебя не победили: знамя жизни горит в губах твоих и на щеках, и смерти белый стяг ещё не поднят».
— Вижу, ты время в тюрьме зря не терял.
— По сравнению с тобой, я почти ничего не сделал.
— Мне просто повезло с соседом по камере.
— Важная шишка?
— Да или нет. Не знаю. Но он воспитал во мне что-то большее, чем мелкий торгаш наркотой, — Гвин на секунду отвёл взгляд от памятника. — Не важно. Какого чёрта ты привёл меня сюда?
— Как ты думаешь, кто перед тобой?
— Без понятия. Но просто так никому памятники не ставят.
Пуля подошёл к статуе и провёл по белой щеке. На ладони остались следы от грязи.
— Я расскажу тебе одну из историй этого города. Это было так давно, что о ней почти забыли. Я сам узнал о ней случайно, и она очень показательна ко всей нашей жизни. Да, Петюня? — обратился Пуля к памятнику и потрепал по жирной щеке, затем опёрся ладонями о плечи и выдержал театральную паузу. — Жили-были три друга: Петюня, Картавый и Монгол. Страх наводили на Град древний, от борделей на Караване, казино и торговых точек в центре, до притонов на окраинах. Всё шло замечательно, и встретили бы наши ребята счастливую старость в семейному кругу. Да, Картавый? Но тут на их пути стал добрый мо́лодец из мусоров.
— И кто это был?
— Не знаю. Да и это неважно. Но молодец очень конкретно взял их за яйца. Разозлились они на молодца. Что только с ним не делали: и красавец заморских ему подсылали одну краше другой, чтобы утонул в любви и забыл о гиблом деле. И златом на безбедную жизнь подкупали. И власть в Граде древнем вместе с ним хотели разделить. Ничего не помогало. Уж очень сукин сын хотел справедливости. И решили они тогда молодца мочкануть. Да, Монгол? Призвали они злого хасида из пустынь сирийских. Узнал об этом молодец. И тогда Петюня чисто случайно узнал, что Картавый хотел вытурить его из общего бизнеса. Картавый чисто случайно узнал, что Монгол трахает его жену. А Монгол, ну совсем чисто случайно узнал, что Петюня его клиентов к себе заманивает. Забыли трое друзей о молодце и мочканули друг друга.
— Типичная история криминального прошлого этих земель.
— Откровенно говоря, твоя история тоже не оригинальна. Холод, как старому другу, я помогу тебе. За год в этом склепе накопилось очень много неудобной правды о тех, кто держит в подчинении город. Тебе почти не нужно будет использовать армию. Народ сам их перережет и присягнёт на твою верность. Массы нужно лишь немного подтолкнуть.
— Что ты хочешь за это?
— Я хочу управлять этим славным городишком. Вместе с тобой. Одна половина тебе, другая мне. Обижать не буду. Все указания выполню добросовестно.
— Сначала нужно город взять. Власть поделим после.
— Буду считать это согласием.
***
На улице накрыли стол. Он ломился от количества всевозможных яств. Летний зной обострял аппетит, и Пуля, не сдерживая себя, наполнял рот едой, при этом громко чавкая. После третий рюмки водки приятеля Гвина окончательно разнесло. На губах блуждала нахальная улыбка, а в глазах немного весёлый, а где-то и жуткий огонёк.
— Если будешь продолжать есть, как свинья, — прошипел Гвин, — водку наливать больше не буду.
— Да ладно тебе, Холод, — звонко икнул Пуля. — Хорошо, беру вилку и больше не буду есть руками.
— Салфетку заправь. По бороде всё течёт на одежду.
— Ты когда стал читать книги, таким мудаком стал.
— Если ты хочешь управлять большими массами, то должен подавать им соответствующий пример. Иначе всё опять превратиться в бордель с медведями на одноколёсных велосипедах.
Элизабет неспеша принесла второе. Разложив блюда на стол, она ласково улыбнулась Гвину и Пуле, и спешно ретировалась.
— Твоя тёлка? — спросил Пуля, плотоядно глядя ей вслед.
— Ещё раз назовёшь её «тёлкой», и эта вилка окажется у тебя в глазе.
— Прости, старые манеры. И тем не менее губа у тебя не дура.
— Да, это моя… супруга. Хоть под венец мы и не ходили, но всем всё и так понятно.
— Непорядок, Холод. Обязательно сыграй свадьбу. Так ещё такая краля, глаз не оторвёшь.
— Косоглазие заработаешь.
— Остряк ты, Холод. Не любишь старого друга, — он наигранно вздохнул. — Всё хочу спросить, что означает название твоей страны?
— Пока это ещё не страна, а лишь её блеклая тень. Когда мы возьмём столицу, вот тогда мы развернёмся по полной. Хартия — это письменный договор. Дивидеандская, от слова дивиденды, то есть прибыль. Моя идея и философия заключается в том, что правительство заключает с народом договор, подразумевающий взаимную выгоду и процветание. Но для этого нужно сильно постараться и не нарушать договор. Как по мне, всё просто.
— Мечтатель ты, Холод. Не забывай, что мы все ещё дети. Им не до нудного государственного управления. Им хочется свободы и адреналина.
— Каждый человек хочет быть в безопасности и в уверенности, что завтра он будет жить. А я смогу это обеспечить.
— Дело твоё. Просто уж слишком серьёзно ты к этому относишься.
— Все, кто меня окружает, доверили свои жизни. Это очень серьёзная ноша. Что поделать, приходиться рано становиться взрослым.
— Тут с тобой придётся согласиться.
***
Элизабет потянулась и сладко зевнула. Трое суток в пути. Без сна. Почти без остановок. Каждая секунда была на счету. Молчаливый водитель открыл дверь и подал руку. Выпрыгнув из грузового автомобиля, Лиза вдохнула холодный утренний воздух и оглянулась. Те же поля и леса. Но у них были кардинальные отличия от остальных. Воронки, выгоревшая трава и постепенно выветривающейся запах гари. Эти места ещё не скоро забудут о рокоте войны.
Еврейские общины. С самого начала они объединились и стали единым целым организмом. Их власть простилалась на многие километры. Хартии потребовалось много сил и времени, чтобы покорить эти земли. Уж очень рьяно и отчаянно жители этих мест сражались за свободу.
Элизабет отвели к старейшине. Пареньку не старше девятнадцати. Это не мешало ему держать образ стереотипного представителя своего народа: очки с круглыми линзами, длинные загогулины по бокам, прозванными пейсами и крошечная шапочка на голове — кипа.
В кабинете тихонько тикали часы. В углу стоял сервант со старинным сервизом. На столе, среди огромного количества бумаг, Элизабет увидела золотой семисвечник. Минора, ведь так её называли?
— Чем обязан таким визитом? — его глаза бегали из стороны в сторону, изучая гостью.
— Разве я не могу неожиданно вас навестить?
— Евреев никто никогда просто так не навещает.
— И кто же это так сказал?
— Жизненный опыт. Что вам нужно? Вы нас разгромили и покорили. Мы присягнули вам на верность, платим в государственную казну налоги и ничего против вас не замышляем.
— От вас что-то можно утаить? — сокрушённо спросила Элизабет.
— Много кто пытался, но почти ни у кого не получалось.
Элизабет опустила глаза и глубоко вздохнула.
— Разведка доложила, — продолжила Лиза, — что с северных подножий Кавказских гор в сторону наших земель движется вооруженный чеченский отряд. Их приблизительно несколько сотен человек. Наша армия ведёт тяжёлые бои в столице и не может вас защитить. Поэтому я прошу вас о помощи.
— Ты хочешь, чтобы евреи отогнали злых горцев?
— Я не думаю, что они собираются вступать в вооруженную схватку.
— Что же ты от нас хочешь?
— Вам нужно выдвинуться на правый берег реки и стать заслоном от возможных набегов.