— Это двести километров от нашей ближайшей общины. Почему мы должны идти так далеко?
— Потому что если они пересекут реку, то двинуться на ваши земли.
— Это резонно, — поник еврей. — Будет разбой и грабежи. Дети и девушки подвергнуться опасности, — он задумался. — Хорошо, я соберу людей. Ваш господин может быть спокоен.
— Ещё кое-что, — Элизабет положила на стол мятый лист. На нём были зачёркнуты имена и фамилии, и лишь две избежали такой участи. — Ваши? — указала она на чистые буквы.
— Да, — не смело сказал еврей, глянув на имена. — Те ещё прохвосты. Не советую иметь с ними никаких дел.
— Они предатели. Неоднократно предавали ваши общины.
— Остальные зачёркнуты… Что вы с ними сделали?
— Мы их расстреляли. Как и подлежит предателям.
— Так почему вы и их не расстреляли?
— Потому что те были на нашей земле, а это ваши.
— Нет. Еврей никогда не поднимет руку на еврея.
— Тоже жизненный опыт?
— Нет, это Тора.
— Очень замечательно. И что нам теперь, их на руках носить? — Элизабет начинала злиться.
— Сколько существует ваше государство?
— Почти год.
— Ага, — хитро улыбнулся он. — Мы на этих землях уже три тысячи лет. Наш народ пережил рабство в Египте, Римское владычество, средневековые гонения, Хрустальную ночь и Холокост. Как вы думаете, выжили бы мы, если бы начали резать друг друга?
— Что вы предлагаете?
— Я их пошлю на самые опасные позиции. И пусть судьба решит за нас.
— Какой же вы хитрый народ. Всегда перекладываете ответственность на других.
— По-другому никак.
— Оружие поставить вам не сможем. Извините.
— Понимаю. Раньше мы откладывали на чёрный день деньги, а теперь оружие.
***
Гвин молча изучал документы в синей папке. Позади него по стойке смирно стоял Эрвин. Гробовую тишину нарушал лишь шум переворачиваемых листов. В глазах Гвина читалось разочарование и даже грусть.
— Это достоверная информация? — спросил Гвин с надеждой, что её опровергнут.
— Не думаю, что Крюгер станет заниматься клеветой.
— Хорошо. Я приму меры. Но не сейчас. Пока ещё рано, — альбинос отложил папку и стал барабанить пальцами по столу. — Оставь меня. Занимайся своими делами.
Эрвин молча кивнул и покинул комнату. Гвин изнеможённо облокотился об стол. Силы были на исходе. Оставалось потерпеть ещё чуть-чуть.
Позади себя Гвин услышал шаги.
— Я же просил оставить меня, — рявкнул он.
— Ты совсем стал обо мне забывать, — грустно сказал голос.
— Элизабет, — ответил он, не вставая. — Уже вернулась.
— Они готовы прикрыть наш тыл. Хотя, скорей всего, в этом не будет необходимости.
— Хорошая девочка. Достойная первой леди.
— На тебя больно смотреть. Совсем себя не жалеешь.
— Слишком много приходится держать в голове. Вагоны – и то легче разгружать.
— Тебе нужно отвлечься.
— Мне нужно ещё подготовить приказ для северного фланга… — Гвин осёкся. Элизабет начала нежно целовать его шею и медленно расстёгивать штаны. — А если кто-то увидит? — спросил Гвин, целуя её в ответ.
— Я сказала Эрвину никого не впускать.
Гвин поднялся, взял Элизабет на руки и перенёс на кровать.
— Что же, — сказал Гвин, помогая снимать с Лизы одежду, — мы можем посвятить несколько часов себе.
— Проведём же их с пользой, — улыбнулась Элизабет и задула свечи.
Свет в комнате погас и в густой темноте начиналось что-то страстное, живое и прекрасное.
***
По воспоминаниям Эрвина, операция по захвату столицы, прозванная «Молот и Наковальня», была единственной на его памяти, не начинавшаяся артиллерийской подготовкой. Артиллеристам в это летнее утро пришлось скучать.
За несколько недель до начала операции люди Пули и солдаты из «Отряда сто тридцать семь» пробрались в город, начали вербовать предателей и распространять среди людей бунтарские мысли. Они внушали людям о лучшей и богатой жизни при Гвине, и дискредитировании владык столицы. Никто не мог предположить, какой это даст оглушительный эффект.
В шесть часов утра первые пехотные подразделения под прикрытием бронетехники начали входить на окраины столицы. Многие командиры будут удивлены, что не встретят сопротивления. «Отряд сто тридцать семь» смог устранить четырех из пяти главарей группировок. Не без помощи и наводок Пули. Отто лично отметит, что его люди действовали не хуже солдат комитета безопасности.
Оставшись без лидеров, вооруженные отряды в огромных количествах сдавались в плен. Целые районы переходили под контроль Хартии без боя. Но больше всего солдат удивило местное население. Подогретые сладкими речами шпионов, они начали массово выбегать на улицу, встречали бойцов Хартии как освободителей, героев и символов той новой, лучшей жизни. С солдатами обнимались, угощали, вставляли в дула танков цветы.
Армия ещё не добралась до центра, а уже несколько десятков тактических групп были недееспособны. Командиры и солдаты не смогли отказать простым людям и принялись разделять радость вместе с ними. Со всех сторон лилась музыка, песни, танцы, радостный крик и безудержное веселье. Дети сидели на бронетехнике и, мотыляя короткими ножками, улыбались. Молодой гвардеец танцевал вальс с девушкой. Он знал её всего пять минут, но уже был уверен, что она с ним на всю его жизнь. Один офицер показывал свои навыки в гопаке. Все завороженно смотрели, как он мастерски перебирает ногами в солдатских берцах. После долгих месяцев невзгод, многие наконец-то почувствовали себя счастливыми. И лишь единицы смотрели на солдат со страхом и ненавистью. Как будто чувствуя, во что когда-то всем выльется этот дружественный порыв.
Ни одна операция не может пройти идеально. И эта не стала исключением. В центре отряды наткнулись на несколько очагов вооруженного сопротивления под руководством единственного выжившего лидера. Все ждали дальнейших указаний.
— Выпускай гвардию, — приказал Гвин Эрвину. — Пускай порезвятся.
— Слушаюсь, господин.
Ритм вальса всё нарастал. Они продолжали кружиться под такт музыке, влюблённо смотрели друг другу в глаза и улыбались. Впервые в жизни они любили и наслаждались моментом.
— Никитос! — громкий голос вырвал гвардейца из забытья. — Закругляйся, всех срочно стягивают в центр!
— Никуда не уходи, — обратился солдат к девушке. — Мы быстро.
Она лишь молча кивнула. С усилием воли они разомкнули руки. В следующую секунду гвардеец, не оглядываясь, уже бежал за своим командиром.
«Я ведь даже не узнал её имени. Как же я её найду?»
Правительственный квартал. На каждом шагу вырастали многоэтажные здания с последним словом архитектурной и инженерной мысли. Не смотря на запустение, здания поражали своими размерами и красотой.
БТР подавлял выглядывающую из окон пехоту. За белыми колонами собирался штурмовой отряд гвардии.
— Все здесь? — окинул взглядом командир подразделение. — Отлично. Давайте, дамочки. Сделаем нашу работу, как мы умеем, и вернёмся к общему веселью. Никитос, готовь светошумовую. Саня, прикрывай его.
Выбив огромную дверь, в помещение полетела граната. Затем последовала вспышка и громкий противный писк. Не теряя ни секунды гвардейцы принялись зачищать здание. Комната за комнатой, этаж за этажом. Они были лучшими солдатами в армии и неоднократно это доказали.
Гвардейцы выбрались на крышу. Перед ними раскинулся замечательный вид бесконечного города. Несколько секунд они так и стояли, не в силах оторвать взгляд. Осознание, что этот мегаполис теперь у их ног, вводило в экстаз.
— Никитос, — обратился командир, — вешай флаг. Дай сигнал, что операция закончена.
Гвардейцу подали флаг его страны. На нём красовался золотой лавровый венок на красном фоне, с перекрещенным мечом и молотом. Солдата распирало от гордости. Медаль ему была обеспечена. Глубоко вдохнув жаркий воздух, он пошёл к краю крыши. Руки предательски дрожали от волнения, но знамя удалось надёжно закрепить.
Выстрел.
Гвардеец упал. Из тёмно-красной формы начала вытекать кровь. Он понял, что на крыше остался ещё один недобитый враг. Солдат улыбался. Он выполнил свой последний приказ. И его будут любить всю его короткую жизнь.