Саманта повисла на плечах Алексея и стала крепко целовать. Лёше было принято, но в какой-то момент он отстранился.
— Я так устал. Совсем нет сил на это.
— Сегодня тебе больше не нужно тратить силы. Я всё сделаю за тебя.
Лёгким движением руки Саманта повалила его на кровать. Сняв немногочисленную одежду, она отбросила её прочь. В этом броске бурлило желание жить и любить, бороться и жертвовать ради чего-то великого и вечного. Нагая, она нависла над Алексеем, как удав над кроликом, прикасаясь кончиками сосков к его коже. Лёша лишь смотрел в её наполненные страстью горящие глаза. Сейчас хорошая девочка ушла. Осталась лишь валькирия, встречающая уставшего воина в Вальхалле.
— Общество летавиц на тебя пагубно повлияло, — ухмыльнулся Алексей. — Ты столь юна, а уже успела сполна вкусить запретный плод.
— Замолчи и наслаждайся.
— Уже.
Стараясь не дышать, они сомкнули губы и сплелись в одно целое. Вероятно, в такие моменты человек находит ответ на вечный вопрос человечества.
Наступило утро. Влюбленные блаженно спали в обнимку и наслаждались безмятежностью.
Стук в дверь. Ещё раз, более настойчивее.
— Кто? — недовольно рявкнул Алексей, попутно натягивая одежду.
— Алексей, это я, — послышался голос трактирщика.
— «Я» бывают разные, — ответил Лёша и открыл дверь. — Что случилось?
— Вам нужно уходить, — с испуганным взглядом сказал трактирщик.
— С какого перепугу?
— Хартийцы. Через несколько часов они будут здесь. Они точно поймут, кто вы такие, и у всех нас будут проблемы.
— Зараза, — Алексей побледнел. — Не волнуйся, мы быстро.
Через пятнадцать минут они уже покидали свой временный приют. Рюкзаки были забиты под завязку вещами и провиантом, отданным благодарным трактирщиком. Они уходили, даже не оглянувшись. Возможно, это была их самая большая ошибка в жизни.
С противоположной стороны дороги шла одинокая фигура. Подойдя к трактирщику, он с долей надежды спросил:
— Не останавливался ли здесь кудрявый парень с зелёными глазами?
«Хрен я тебе что-то скажу, хартийская крыса», — подумал трактирщик, глядя вслед Алексею и Саманте.
— Нет, не припомню такого.
— Точно?
— Да.
— Спасибо.
Вильгельм опоздал. Опоздал всего на миг. Но, как известно, миг вершит судьбу последующих поколений.
***
Всё началось неожиданно и одновременно. Со всех сторон из лестной чащи высыпали солдаты Хартии и начали убивать всех, кто встречался на их пути. Шок и трепет. Любимая тактика Эрвина. Только сейчас её использовали для подавления лестных обитателей.
Атали руководила отчаянной обороной. Сражались как летавицы, так и нашедшие здесь приют жители поместья. Рокот выстрелов перемешался со свистом стрел. Деви вместе с Глифи выводила детей и пыталась найти путь к отходу из ловушки, куда их загнали. План на прорыв был уже готов, но тут внутри у летавицы всё похолодело.
— Ребёнок! Кто-то забрал ребёнка матушки?
Ей не ответили.
— Чёрт… Асэди и Меди, нужно его вытащить. Сделайте это ради Эстер.
— Не волнуйся, сестрёнка, — сказала Медига. — Мы мигом.
Асэди и Медига, верные подруги, сёстры и храбрые воительницы, незаметно пробирались к покоям Эстер. Солдаты поджигали жилища и издевались над трупами павших летавиц. Сердца девушек пылали яростью к незваным захватчикам, но поделать они ничего не могли. Сёстры обязательно отомстят за этот день. Позже. И эта будет страшная месть.
В доме Эстер было темно и летавицам пришлось на ощупь искать ребенка.
— Где он спал? — спросила Асэди.
— В колыбельной, — тихо ответила Медига, внимательно изучая контуры во тьме. В какой-то момент глаза летавицы загорелись.— А вот и она.
Мальчик крепко спал, напрочь игнорирую происходящее вокруг безумие. Асэди аккуратно взяла ребёнка. Он недовольно замычал, заёрзался и продолжил сопеть. Летавица замерла, наблюдая за столь крохотным существом.
— Никогда не держала младенца в руках.
— Всё бывает когда-то впервые.
Со стороны входа послышался шум и крики.
— Я видел, как они сюда зашли, — услышали сёстры. — Поджигай! Выкурим их оттуда!
— Сэди, убегай, — бросила Медига и стала стрелять из лука.
— Меди, нет… Я же без тебя не смогу.
— Сэди… — Медига взглянула ей прямо в глаза. — Запомни, что я всегда буду с тобой. Пожалуйста, спаси ребёнка. Хотя бы ради меня.
— Пушистик…
Медига выпрыгнула из окна и побежала прочь. Рядом свистели пули, а слёзы предательски заливали глаза. Больше всего на свете она сейчас хотела умереть рядом с ней. Но сегодня ей было суждено жить. Таков был приговор судьбы. И он был безжалостным.
***
— Какая непростительная трата ресурсов государства, — ухмыльнулся плотоядной улыбкой Отто, наблюдая за горящем селением и лесом. Трещали ветки, животные в страхе убегали от неведомой стихии. Огонь разрастался с каждой секундой и становилось всё труднее дышать.
— Никто же не просил заниматься такой самодеятельностью, — безразлично бросил Эрвин.
— Эти шлюшки достали уже всю округу. А что было бы, когда по этой дороге пошли караваны? Так что оставим критику, маршал. Труп врага всегда хорошо горит.
— Командир! — к Отто подбежал взволнованный подчинённый. — Дикарки атаковали северный фланг! Всех перерезали и скрылись!
— Так преследуйте же их, идиоты! — рявкнул Отто.
— Заметь, малыш Отто, — усмехнулся Эрвин, — почему-то с Гвардией таких проблем не возникает.
Отто лишь недовольно фыркнул.
Со временем между Гвардией и «Отрядом сто тридцать семь» начнётся страшная конкуренция за влияние над консулом. И с каждым годом пропасть между вооруженными формированиями будет становиться всё глубже. Кто знает, может их вражда началась с этого момента?
В одной ещё не начавшей гореть хижин Эрвин на миг увидел шевеление. Покинув общество Отто, маршал решил заглянуть внутрь.
Среди огромных гор игрушек, как ни в чём не бывало, сидела Дьюфи. Как только Эрвин зашёл внутрь, девочка открыла белки глаз, отчего маршал поёжился.
— Здравствуй, мальчик, — оскалилась веледи. — Я тебя уже заждалась.
— Кто ты? — тихо спросил Эрвин.
— Это сейчас не очень важно. Важно, кто ты. Как часто ты задаёшь себе этот вопрос?
— Я маршал Дивидеандской Хартии.
— Это всё для отвода глаз. Ты можешь руководить хоть миллионами солдатиков, обратить в пепел весь мир, но кто ты на самом деле? Что ты хочешь для себя?
— Я…
— Ты же на самом деле ужасно труслив, — перебила его Дьюфи. — С самого детства ты боялся выйти за рамки норм. Но вот границы рамок размыты и теперь для всех ты герой. Но считаешь ли ты сам себя героем?
Эрвин не ответил.
— Правильно, нет. Ты лишь покорный пёс, верно выполняющий команды хозяина. Когда ты перестал задумываться, насколько ужасны эти команды? Когда ты перестал думать, насколько ты сам ужасен?
— Чего ты хочешь? — спросил Эрвин, теряя остатки хладнокровия.
— Настанет момент, когда тебе нужно будет решать. Я очень надеюсь, что твоя трусливость не решит за тебя.
— Маршал, — послышался позади голос гвардейца, — с кем вы разговариваете?
— Мне пора, мальчик. Надеюсь, ты задумаешься над своим бессовестным поведением.
Дьюфи выхватила из игрушек гранату и с жутким смехом выдернула чеку. Эрвин моментально среагировал и выпрыгнул из дома, повалив гвардейца. Громкий взрыв оборвал смех и повалил стены здания, навеки похоронив его жильца.
— Маршал, вы целы?
— Более чем, — буркнул Эрвин и поднялся. Этот разговор он считал каким-то дурным сном или криком совести. Ещё никогда маршал не чувствовал себя таким подавленным.
Бойцы Отто тащили за руки обессилевшую блондинку. Её короткие волосы вымазались в кровь и сажу, а одежду разорвали. Всё тело покрылось синяками и ранами.
— Какой интересный экземпляр, — довольно протянул Отто, грубо взяв Медигу за подбородок. Летавица цапнула его за палец. — Ещё есть силы сопротивляться! — крикнул Отто, со всей силы влепив ей пощёчину. — Когда буду надевать на тебя испанский сапог, будешь пищать, как свинья на бойне.