В дверь несмело постучали.
— Что?! — гаркнул Гвин, нехотя возвращаясь в реальность.
— Господин консул, к вам пришли.
— Я же просил сегодня меня не беспокоить!
— К вам пришла первая леди.
— Элизабет… — прошептала Гвин. — Хорошо, пять минут.
Кровавые ручейки стекали с торса на ноги и растекались по полу. Тело сделалось упругим и моложе на десяток лет. Гвину стало легче дышать. Это действительно помогало, несмотря на специфичность процедуры. Завернувшись в халат, консул вышел.
— Что такое, дорогая? — спросил Гвин, наполняя бокалы шампанским. — Соскучилась?
— Конечно, — Элизабет сделала небольшой глоток и ласково улыбнулась. — Могу же я тебя видеть больше чем несколько раз в месяц. Я, в первую очередь, твоя жена, а потом уже первая леди. И дочь очень скучает по тебе. Девочке уже восемь лет и ей сильно не хватает отцовского воспитания.
— Потерпи, — он нежно поцеловал её ладонь. — Ещё немного, и я смогу больше уделять вам времени.
— Я хочу поговорить с тобой о твоём походе… — начала издалека Элизабет.
— Так и знал, что ты непросто так сюда пришла, — ухмыльнулся консул.
— Гвин, Хартия сейчас велика и могущественна как никогда. Наших ресурсов хватит, чтобы обеспечить процветание всем гражданам. Я хочу тебя попросить отказаться от идеи захвата Европы.
— Ты хочешь, чтобы я отказался от идеи, которую вынашивал всё это время?
— Идеи единой Европы и счастья её народов? Гвин, они и без нас прекрасно живут. Позволь им выбирать свою судьбу самим.
— Ты не понимаешь. Они все живут завтрашним днём, не понимая, что когда-то их перебьют по одиночке.
— Они объединились только ради того, чтобы мы их не захватили. Стали в один строй, чтобы не утратить свою свободу.
— Ты о той несчастной Конфедерации, организованной полубританцем полунемцем? — Гвин засмеялся. — Оно не жизнеспособно и падёт под нашими первыми ударами. Лиза, я много об этом думал и всё взвесил. Другого выхода нет. Всё, я больше ничего не хочу слышать.
Гвин попытался её поцеловать, но Элизабет отпрянула.
— Скажи, — она взяла его за руку и заглянула прямо в глаза, — неужели обрекая миллионы людей на страдания, боль и смерть, ты сделаешь их счастливыми? Какой в этом смысл?
— Вся жизнь боль, страдания и смерть. Для кого-то больше, для кого-то меньше.
— Я… — Элизабет отвела взгляд, — я тебя поняла.
Лиза убрала руку и молчала.
— Гвин.
— Что, дорогая?
— Я на несколько дней вернусь в наш родной город. Посещу могилу мамы. Ты не против?
— О чём речь? Конечно.
— Спасибо, — она поцеловала его в щеку, попрощалась и ушла.
— Она прекрасна, — тихо говорил себе консул. — О большем нельзя и мечтать.
***
Пароход разрезал воды Шпрее на фоне вечерней зари. На носе судна молодая пара любовалась городскими видами. Девушка держала в руках розу. Одну и недорогую, но это было неважно, ведь в глазах влюбленных жили настоящие светлые чувства. Несколько человек опаздывали на автобус. Кафе обслуживали последних посетителей и закрывались. Отключались фонтаны, а на их смену загорались фонари.
Алексей и Саманта любили наблюдать за вечерним городом. Прошло не так много времени, и люди смогли вернуть то, что утратили со своими родителями. И теперь только от них зависело будущее этого мира.
Обычно Алексей улыбался, глядя на освещенные улицы. В этот раз он впервые был расстроен. Предстоял серьёзный разговор, но начинать его не хотелось. Будто неосторожно брошенное слово разрушит всю магию города и вернёт обратно в первобытный хаос.
— На тебе сегодня лица нет, — с беспокойством сказала Саманта. — Проблемы на работе?
— Да и нет, — вздохнул Алексей. — Милая, ты же видишь, что вокруг происходит. А я ещё и слышу.
— Ты о Конфедерации? Но мы ведь всё правильно делаем. Мне так жалко прибалтов. Хартия такая большая, а они совсем крохотные, и тем не менее сражались.
— Прям как мы когда-то, — грустно пробурчал Алексей.
— Что ты мне хочешь сказать?
— Я очень надеюсь, что это всего лишь мои опасения. И тем не менее я боюсь. Боюсь, что когда-то наш привычный мир снова рухнет. Но теперь не внешняя сила станет тому причина, а мы сами. И когда это случится я хочу, чтобы ты была как можно дальше и в безопасности.
— Ты хочешь?...
— …отправить тебя в Америку. Одну. А я, когда всё уладится, тебя навещу.
— Лёша, — Саманта глубоко вздохнула, — мне уже этого не нужно. За долгое время с тобой я поняла, что мой дом и моя родина там, где ты. И я не хочу оставаться одной, зная, что ты в смертельной опасности. Раз ад следует за нами по пятам, то не будем от него убегать, а встретим вместе.
— Ты даже не представляешь, что нас ждёт. У них огромная армия, которой ещё не видел мир.
— Какая разница? — пожала Саманта плечами. — У тебя есть я, а у меня есть ты. А это значит, что никому нас не сломить.
— Не берут его тортуры, не берут и царские муры… Иван Франко. «Вечный революционер».
— Прости?
— «Вечный революционер». Ты мой вечный революционер.
***
Ночной купол проткнуло бесконечное количество белых точек. Полная луна освещала влажную от недавнего дождя дорогу. Асфальт начал зарастать, а металлические конструкции покрываться тонкой коркой ржавчины. Несмотря на полное запустение города, здесь ещё жили люди. Много кто отказался от переезда в столицу и бежал, выбрав свободную жизнь. Рано или поздно рука Хартии доберётся и до них, но они старались об этом не думать.
Эрвин беззвучно шагал вдоль здания, всё время поправляя фуражку и оглядываясь. На первый взгляд могло показаться, что на улице он совсем один, но этом было бы ошибочным выводом. Его опытный глаз заметил двоих, ведущих за ним наблюдение. Эрвин догадался, что это люди из «Отряда сто тридцать семь». Когда не нужно Малыш Отто добросовестно выполняет свою работу.
Эрвин думал, как сбить их со следа. План созрел почти мгновенно. Он свернул в первый же попавшийся подъезд, где едва не столкнулся с дурно пахнущим бродягой.
— Ты то мне и нужен, — прошептал Эрвин, стараясь не принюхиваться.
— Чо надо, белобрысый? — рявкнул бродяга, почёсывая длинную бороду.
— Пуховик не продувает? Не холодно в осенние деньки?
— Терпимо, — отрезал тот. — А тебе какое дело?
— Никогда людей не полюбят за альтруистичные поступки. Я же хочу помочь тебе. Как насчёт обменять твой дранный пуховик на моё пальто? Писк моды. Только начали производить.
— А в чём подвох? — недоверчиво спросил бродяга.
— Как я и говорил, людей никогда не полюбят за альтруистичные поступки. Что же, — вздохнул наигранно Эрвин, — мне пора.
— Постой! Постой, чудак. Хорошо, я согласен.
От пуховика несло дурно пахнущими духами и дерьмом. Эрвин словил себя на мысли, что уже где-то улавливал этот запах. И действительно. Подвалы «Отряда сто тридцать семь» после продуктивного дня обрызгивали духами, чтобы скрыть удушливый запах. Правда, Эрвину казалось, что становилось только хуже.
— Выпей за моё здоровье, — Эрвин кинул в карман пальто горсть монет. — Слышал, неподалёку вы организовали бар.
— Да, — сладко сглотнул бродяга. — Интересное местечко, — сказал он и скрылся во тьме.
Эрвин досчитал про себя до ста и выглянул. Наблюдатели клюнули на уловку и больше не докучали маршалу. Путь был свободен. Благо, нужный дом был уже рядом.
Элизабет кормила хлебными крошками голубей, а те не брезговали столь щедрым жестом доброй воли. Эрвин терпеливо ждал когда его заметят и сел на пыльный диван. Тот жалобно скрипнул и выдал новоприбывшего гостя.
— Ох, — испугалась Элизабет, — маршал. Почему от вас так дурно пахнет?
— Долгая история. По крайней мере удалось избавиться от слежки.
— Решили, что они будут искать вас по запаху?
— Люди всегда прячут своё истинное зловоние, чтобы понравится другим. Отсюда все проблемы.
— А ещё раньше люди почти не мылись, чтобы не гневить Всевышнего.
— А я всё-таки рискну. Как только вернусь в столицу, сразу же прикажу наполнить ванну. Наверняка какую-то дрянь подцепил.