— А ну-ка посмотрим. Капрал, дай ему винтовку!
Алексею вручили снайперскую винтовку с оптикой. Когда-то Лёша уже видел, как она стреляет. Тогда Алиса отправила на тот свет не один десяток хартийцев. Как же искусно у Лисёнка это получалось.
Инструктор засунул в деревянное основание мишени монету номиналом пять злотых, отошёл на пол метра и принялся жевать яблоко.
— Видишь, куда надо палить? — крикнул он.
— Так точно!
— Можешь начинать!
— Господин инструктор, отойдите пожалуйста. Я боюсь вас зацепить!
— У тебя винтовка или миномёт? Стреляй давай! Боится он.
Алексей свёл прицел на монете. Серебряное покрытие отбивало лучи и на секунду ослепило стрелка. Сердце равномерно постукивало. Руки уверено держали винтовку. Щека упёрлась в стальное покрытие приклада. Задержав дыхание, Лёха медленно нажал на спусковой крючок.
За всё время он обменялся с Самантой всего несколькими письмами. Она смогла сдать вступительные экзамены. Американка в письме искренне благодарила Анну за полученные знания и уверяла, что без её покровительства она бы ни за что не сдала тесты. Через месяц Саманту должны отправить в варшавский госпиталь. От этой новости Лёше стало спокойнее на душе. Варшава относительно тыловой город, а значит безопасный. По крайней мере Алексей так считал.
Удар грома. Монета пропала из поля зрения прицела. Лёша попал. Инструктор, продолжая жевать яблоко, показывал большой палец, а остальные громкими овациями поздравляли с метким выстрелом.
***
Прошло пол года с момента зачисления Вильгельма в курсанты. За это время произошло много чего. Бесконечные подъемы под тревогу, смешанные с матерными словами приказы фельдфебеля. Зубрёжка боевого устава и теории ведения войны. Оттачивание боевых навыков на полигонах. Стрельба, грязь и запах пороха. Армия никогда не меняется.
Курсанты сдружились. Спустя какое-то время Вильгельму дали звание младшего лейтенанта и назначили заместителем фельдфебеля. Но не это радовало Вилли. Его наконец-то перестали называть «Большим Гнездом». Это было выше всяких званий и наград.
За это время он не встречался ни с Элизабет, ни с кем-то из её приближенных. Вильгельм постепенно начинал забывать смысл своего пребывания здесь. Думать об это было некогда. Муштра выбивала все лишние мысли.
Выпускной экзамен. Всем нужно было выложиться на все сто. От этого зависела их дальнейшая судьба. Из военной академии всегда отправляли на ключевые офицерские места, но все мечтали попасть в гвардию. Зачисляли туда лишь избранных.
Ребята справились на отлично. На полигоне была комиссия из столицы и все боялись напортачить. Никто не ошибся. Ни разу. Фельдфебель был доволен. На его памяти это был лучший выпуск. Конечно, он никогда им этого не скажет.
Настроение было приподнятым. Вильгельм построил роту и ждал «шишек» из комиссии. Многие уже мысленно сверлили дырочки на медали.
«Раз уж суждено играть в солдатика, то делаем всё в лучшем виде. Молодец, Вилли. У этих мальчиков ещё нет боевого опыта, а у тебя есть. И ты этим пользуешься».
Хмурый подполковник в сопровождении свиты подошёл к Вильгельму. От офицера несло алкоголем. В ответ Вилли ласково улыбнулся. Чему его научили за эти пол года, так это улыбаться. Всегда. Даже когда хочется выть от невыносимой боли.
— Младший лейтенант, — начал подполковник, — почему когда тебе отдали приказ на построение, вы продолжали вести стрельбу?
«Идиот. Мы ещё не зачистили здание. А в реальном бою противник тоже войдёт в положение и отпустит восвояси?»
— Я не услышал приказ, господин подполковник.
— Молчать! Я тебе не давал приказа говорить!
Вилли лишь оскалился.
— Убери эту наглую ухмылку.
Вилли проигнорировал подполковника.
— Прекрати или я отдам тебя под трибунал!
— Да пошёл ты, — бросил Вильгельм. В свите прошлись восторженные возгласы. Подполковник побелел, затем позеленел и едва не рухнул от неслыханной наглости.
— Младший лейтенант, — сказал с трудом опомнившийся подполковник, — я отстраняю тебя от командования ротой и придаю под стражу военного суда. За дальнейшими указаниями немедленно явись в штаб.
— Так точно, господин подполковник.
Вильгельм, чеканя каждый шаг, покинул полигон. В след ему с грустью смотрели курсанты. Они ещё не знали, что видят его в последний раз.
***
Просторный коридор с нескончаемой чередой дверей. Посередине красная дорожка. На стенах портреты консула Гвина и генералов. Вильгельму приходилось здесь бывать по мелким поручениям. Он знал, что его ничего хорошего не ждёт, поэтому оттягивал этот момент как мог. Холодный душ, острая бритва по щетине и форма после гладильной доски. На «гильотину» нужно идти, как на парад.
Глубоко вздохнув и постучавшись, Вильгельм вошёл в кабинет. Он только успел открыть рот и сразу замер. На него смотрело лицо из далекого-далекого прошлого.
— Здравствуй, Вильгельм. Я знал, что когда-то мы снова встретимся.
— Эрвин… — Вилли не сразу собрался с мыслями, но вовремя опомнился. — Господин маршал, младший лейтенант Миклонский прибыл согласно приказу.
— Вижу, армейская дисциплина делает своё дело. Садись, лейтенант.
— Младший, — поправил его Вильгельм.
— Уже лейтенант. Только скажи мне, зачем ты подполковника обидел?
— Так получилось.
— Бедный подполковник. Его ж теперь из запоя не вытянешь.
— Меня собираются отдать под трибунал.
— Не волнуйся. Он просто бросил с горяча. Никто тебя судить не будет. Пока что.
— Значит, я могу вернуться обратно в роту?
— Нет, — коротко ответил Эрвин. — Так случайно вышло, что освободилось место моего адъютанта. Фельдфебель рекомендовал тебя. Только после твоей выходки я не знаю, что с тобой делать.
— Я готов понести любое наказание.
— Фельдфебель тебе ещё устроит головомойку. Думаю, этого достаточно. Готовься, Вильгельм. Через три дня поступит приказ о твоём переводе в столицу. Там тебя введут в курс дела. Удачи.
***
Деревянные лакированные стены, места для пассажиров, покрытые искусственной кожей, приглушённый свет от единственной лампочки. Вмонтированное в стену большое окно, прикрытое красными занавесками. Где-то внизу равномерно стучали по рельсам колёса поезда, отдавая вибрацией по корпусу купе. От стука Вилли клонило в сон.
Офицерский состав прибыл рано утром. Вильгельма провожал только фельдфебель. Офицер крепко пожал Вилли руку и передал наградной пистолет. На корпусе оружия выбили надпись: «Моё сердце бьётся ради консула».
— В этом сукином сыне только семь пуль, — говорил офицер. — Потрать их на самых ненавистных тебе врагов.
— Не сомневайтесь, господин фельдфебель, — Вилли оскалился, а глаза недобро заблестели.
«Не волнуйся, фельдфебель. Каждый выстрел попадёт точно в цель».
За десять лет Вильгельм видел поезда несколько раз и то издалека. Железнодорожные пути тщательно охранялись, и подойти ближе было невозможно. Но даже так партизанам удавалось пускать составы под откос. С особой жестокостью проявляли себя некие летавицы. Лестные хищницы нападали на патрули, перебивали всех до единого и исчезали, прежде чем кто-то успевал организовать за ними погоню. Даже бывалые солдаты говорили о них с дрожью в голосе.
Вильгельм скучал, наблюдая через тонкий прорез ткани за видом из окна. Бескрайние просторы Хартии сменялись очень медленно. В купе сидел только он. Один. И одиночество становилось с каждой минутой всё мучительнее. Можно сходить в буфет и сыграть с офицерами в покер или в шахматы, но Вилли не хотел. Что ему там, лейтенанту, делать среди полковников и генералов? Даже если ты уже почти адъютант маршала.
Состав остановился на небольшой станции и буквально через две минуты снова тронулся. Дверь купе скрипнула, в нос ударил запах духов, а из щели послышался тихий и нежный голос:
— Простите, здесь двадцать третье место?
— Да, — Вильгельм махнул на свободное место и продолжал смотреть в окно.
С боку принялись раскладывать вещи. Вильгельму всё же стало интересно взглянуть на своего попутчика. Девушка как раз развернулась к нему спиной и тщетно пыталась засунуть пудовый чемодан на верхнюю полку. Форма едва не спадала на тоненьком тельце, худые ручки создавались точно не для войны. На плечах блестели погоны младшего лейтенанта.