Эрвин замолчал. Впервые Вильгельм уловил в его глазах грусть. Они были чем-то похожи. Оба потеряли всех близких. Но маршал продолжал бороться за только ему понятные ценности. Вилли начал понимать, что уважает этого человека.
— Господин маршал.
— Да, лейтенант.
— Я помогу вам. Можете на меня рассчитывать.
— Звучит как хороший тост. За это и выпьем.
Бокалы зазвенели под грохот артиллерийского залпа.
***
Восьмая механизированная дивизия. Вторая бригада. Второй полк. Третий батальон. Первый номер в снайперском взводе. Сержант Алексей по прозвищу «Леший».
Дивизию отправили в оперативный резерв и расквартировали прямо в Варшаве.
После длинных бараков и пустынных полигонов город казался сказочным. Но он бы не стал таким сказочным без неё. В воздухе уже витало напряжение грядущего кошмара. Но они не обращали на это внимания. Алексей и Саманта наслаждались тем временем, что отвела им судьба и старались уловить каждую улыбку, поцелуй и порыв нежности. Будто бы их жизненная энергия была способна остановить неотвратимую катастрофу.
***
— Начинается, — сказал кто-то из толпы.
Голос не соврал. На площадь выехал бронированный лимузин. Из него вышел консул. Публика ахнула и принялась ликовать. Гвин махал и улыбался публике, по пути поднимаясь на белоснежную сцену с тумбой. Возле тумбы несли караул два гвардейца, а позади сидела свита. Генералы, чиновники, богатые промышленники и влиятельные общественные деятели. Конечно же, первая леди. Она ласково улыбнулась Гвину. Рядом с Эрвином сидел Вильгельм и с тихой яростью испепелял взглядом консула.
Консул стал у тумбы. Публика умолка. На площади стало невыносимо тихо. Лишь свист ветра давал знать, что время не остановилось.
Гвин что-то говорил, но Вильгельм не слушал. Консул мог говорить хоть о важности мира во всём мире. Люди ему поверят. Поверят всему, даже самой наглой лжи. Ведь он дал им право на спокойную жизнь. Никого не волновало, что до этого Гвин отбирал жизни сотнями.
Вилли так и хотелось сорваться со стула, подбежать к консулу и выстрелить. Пару пуль он успеет выпустить, а остальное уже не столь важно. Вильгельм смог взять себя в руки. Сейчас смерть Гвина сделает только хуже. Пока ещё рано.
Пока.
Консул умолк. Заиграл оркестр. Начинался военный парад в честь десятилетия с основания Хартии.
***
Изабелла крепко спала после насыщенного дня. Элизабет нежно погладила дочь по белым волосам и легонько поцеловала. Девочка что-то промурчала во сне и перевернулась на другой бок. Лиза ещё несколько минут смотрела на девочку, а затем вышла на террасу. Всю её площадь заставили экзотическими растениями. Среди них терпеливо ждал маршал.
— Какие новости, Эрвин?
— У меня аллергия на эвкалипт, поэтому буду краток. Гвин утвердил окончательную дату начала операции «Крестовый поход». Первое апреля, две тысячи тридцать второй год. То есть через два месяца. Подготовка переворота будет продолжаться ещё как минимум пол года. Так что придётся повоевать. Мне жаль, первая леди.
— Погибнут миллионы, — глухо прошептала Элизабет и отвела взгляд.
Эрвин прекрасно её понимал. Маршалу самому было паршиво от этих известий. Эрвин слегка прикоснулся к её плечам, от чего Лиза вздрогнула. Маршал прошептал:
— Значит, сделаем всё, чтобы остальные могли жить.
Эрвин с минуту молча смотрел на Элизабет и только потом убрал руки, затем развернулся и принялся уходить. Вскоре его окликнули:
— Эрвин.
— Да, первая леди?
— В другой жизни из нас бы вышла хорошая пара.
— Не думаю. Моей супругой стала война, а это очень ревнивая барышня.
— Своими поступками вы делаете всё, чтобы её больше никогда не было.
— Я слишком хорошо знаю эту пассию, чтобы оставлять её в живых.
***
Хартия развернула на границе с Конфедерацией свыше миллиона человек. Конфедерация смогла собрать триста тысяч. В Берлине предполагали, что главный удар будет нанесён через поля, между северными болотами и горами Карпат. Поэтому основные силы принялись окапываться на этом направлении.
Хартии было известно, где ждут её танковые клинья. Маршал Эрвин принял дерзкое решение: нанести основной удар через болота, где их не ждут, а затем зайти основной группировке противника во фланг.
Несколько месяцев военнопленные и заключённые изнурительным трудом прокладывали линии снабжения, превращая непроходимые дебри в скоростные трассы. Многие из них утонут в болотной трясине.
Эрвин наблюдал за последними приготовлениями к наступлению.
Маршалу стало паршиво. Хотелось выть и рыдать, напиться до потери пульса, а затем пустить себе пулю, но только не отправлять людей в бой. Столько будет смертей, а зачем?
Сзади послышались шаги.
— Я хочу побыть один, лейтенант, — сказал Эрвин не оборачиваясь.
— Но солдаты хотят видеть вас, господин маршал.
Эрвин глубоко вздохнул.
— Мы вид с тысячелетней историей. Нас осталось немного. А сколько ещё завтра погибнет по моему приказу?
— Если вы сомневаетесь в нас…
— Не в вас, — перебил его Эрвин, — а в своих мотивах. А мои сомнения передадутся и вам.
— Что может быть благороднее, чем спасение человечества от хаоса?
— Мы стремимся к утраченному много лет назад миру. Но наше ли это будущее?
— Тот утраченный мир — наше наследие.
— И его кровавое прошлое тоже. Никто же в здравом уме не хочет вернуть реки крови, что пролились за эти века. Но мы сделали всё, чтобы это повторилось. Сколько завтра погибнет людей?! Всё потому, что мы цепляемся за прошлое!
— Мы совершили ошибки. И тем не менее мы ещё можем их исправить. Вы и первая леди. Жизнь наших солдат это плата за будущее человечества.
Эрвин резко развернулся.
— Тебе легко говорить! Не ты пошлёшь их на гибель!
— Я буду их вести на гибель! Гвардейцы всегда выполняли самые сложные и опасные задания. Так почему сейчас должны быть исключения?
— Лейтенант, — вздохнул Эрвин, — это всё слишком опасно. Зачем?
— Ради вас, маршал. Такие, как вы, смогут что-то изменить. Вы дали мне надежду.
— Будущий мир для всех людей. Он по праву достоин для таких, как ты, Вильгельм.
— Возвращайтесь, маршал. Сейчас вы очень нужны всем нам.
Вильгельм начал уходить.
— Лейтенант, — окликнул его Эрвин.
— Ave konsyl! — Вильгельм вскинул руку.
— Ave Hartia…
***
В огневой точке скучали два наблюдателя. Один отмахивался от комаров, а другой читал книгу. Каждому на плечо пришили тёмно-зеленый шеврон — знак различия Конфедерации. Позади шумела радиоволнами рация.
— Пойду заварю кофе, — сказал солдат и закрыл книгу.
— Витя, иди к дьяволу. Твоё кофе дерьмо.
— Конечно оно дерьмо. Кофейные зерна хрен достанешь. Но оно отлично бодрит.
— А потом из-за него из кустов не вы… — наблюдатель не успел договорить. Ему в горло попало лезвие ножа. Солдат начал задыхаться, отчаянно борясь за жизнь и протягивая руку своему боевому товарищу. В глазах ещё теплилась жизнь, но уже начинала затихать.
— Твою мать, — Виктор ломанулся к рации. — Центр! Центр! Код двести три! Код двести! На пост совершенно нападе… — его спину нашпиговали пулями, и солдат завалился на рацию.
— Чёрт, — сплюнул Вильгельм. — Всё-таки успел сообщить.
Вилли вытянул из ещё тёплого трупа нож и вытер от крови. Первая кровь пролита. И вскоре маленький ручеёк превратится в огромный поток, который будет не способна остановить ни одна в мире сила.
Через реку переправлялись БТР-амфибии и выгружали штурмовые отряды. Наводились переправы. Гвардейцы занимали позиции на берегу и готовились продвигаться дальше.
На запад.
До самого Ла-Манша.
Эпилог
Бесконечные колоны пехоты и техники пересекали переправы и продолжали двигаться на запад за уходящим солнцем, будто пытались его догнать. Артиллерия отрабатывала по заданным координатам. Вскоре она замолчит, так как немногочисленные очаги сопротивления будут подавлены. В воздухе прикрывали две пары истребителей. Они несколько раз со свистом пролетели над маршалом. Эрвин стоял на холме и наблюдал за колонами. Мимо него шёл пехотный батальон из ста человек. Увидев маршала, молодые солдаты боевым кличем поприветствовали Эрвина. Кнут в ответ вскинул руку.