Кабину опять дёрнуло, после чего шум двигателя затих. На несколько мгновений всё замерло. Затем заскрипели двери и в кабину ворвался яркий свет прожектора, ослепивший узника.
— Встать! — послышалось рявканье снаружи.
Собравшись с мыслями, заключённый подчинился.
— На выход!
Арестант выпрыгнул и увидел перед собой огромную сторожевую вышку. На ней висел прожектор, продолжая слепить подсудимого. Что-то рассмотреть узнику не дали, грубо двинув в спину.
— Пошёл, — зарычал надзиратель. — И без глупостей. А то мигом отправим к головорезам, как твоего дружка!
Его вели вдоль высокой бетонной стены. Заключённых могли высаживать прямо перед входом, но начальник тюрьмы настоял, чтобы каждого перед тем как посадить за решётку, провели по защитному периоду. Для того, чтобы все понимали, что бегство бессмысленно.
Основание стены уходило глубоко под землю, во избежание подкопов. Вверху, от порывов ветра, шелестела колючая проволока. К ней подключили ток. По периметру ходили патрули со сторожевыми собаками. Прожектора от вышек не оставляли ни одного тёмного места. За первой линией стояла вторая с ещё более высокой стеной, большим количеством вышек и охраны. Будто не заключённых охраняли от внешнего мира, а мир от заключённых.
«Если здесь такая охрана, то что же тогда в Белом Дельфине?»
Он мог лишь гадать. Но по пути заключённый заметил одну любопытную деталь. Охрана была одета в военную форму.
«Военная полиция, — промелькнула мысль. — Точняк. Простую охрану заменили на них после массового побега под Киевусом».
За второй стеной выросло серое квадратное здание. Все окна зарешёчены, в стенах ни одной щели, выдолба или выступа. Словно неприступный бастион, он держал в своих недрах разномастных нарушителей правопорядка. Над входом, словно в насмешку, выдолбили надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
«Дом, милый дом», — с горькой улыбкой подумал заключённый и зашёл внутрь.
— Вы чего так долго? — спросил конвоирующего мужик с несколькими жирными подбородками. От него несло кислым запахом перегара. Узник заметил на его погонах несколько звёзд. — Мы того уже успели оформить и определить, а вы всё с этим возились.
— Да заглохли по пути, — оправдывался конвоир. — Ничо ж страшного не стряслось?
— Стряслось, — задумчиво протянул тот. — В основном блоке не осталось свободных камер. Так что отправляем этого к политическим. А там что нибудь придумаем.
— Не повезло тебе, седой, — хмыкнул конвоир. — Ты и так выделяешься, а теперь братва тем более зачмырит.
Узник его не слушал, молча рассматривая тёмную ткань тюремной робы.
— Молчи, молчи. Если будет нужно, начальник тебя быстро разговорит.
Конвоир резко толкнул заключённого и приказал двигаться дальше.
В тёмным сырых коридорах почти не горел свет. Стены покрывались слоем плесени, петли огромных стальных дверей ржавели, а воздуха не хватало, чтобы дышать полной грудью.
— Стоять! — рявкнул конвоир. — Лицом к стене!
Охранник достал звенящую связку ключей и принялся открывать многочисленные замки. С громким скрежетом двери открылись.
— Заходим, быстро!
Узник неспешно зашёл в камеру.
— Приятного времяпровождения! — послышалось сзади и дверь с грохотом захлопнулась.
С потолка медленно капала вода. В углу стоял ржавый умывальник. По бокам две сетчатые койки со штопаными матрасами. Между ними небольшая полка с книгами и стол. На столе горела настольная лампа. Её свет освещал мужчину начинавшего входить в преклонный возраст. На его тёмных короткостриженых волосах появлялись белые пятна, щёки облепила недельная щетина, а в глазах жила то ли усталость, то ли разочарование. Увидев нового соседа, заключённый широко улыбнулся и отложил книгу.
— Ну наконец-то, — потёр руки тот. — А я уж думал совсем с ума сойду от одиночества. Как тебя зовут, парень?
— Отвянь, — отрезал тот.
Затем, не обращая внимания на удивлённый взгляд соседа, он последовал на свободную койку, уткнулся лицом в матрас и начал мечтать заснуть и забыть пережитый кошмар.
Спецназ выбил дверь с присущей быстротой и рвением. Его и Козыря задержали сразу, но у Пули хватило дерзости убегать и отстреливаться. В конце-концов повязали и его. Затем долгий и серый месяц допросов, экспертиз и судебных разбирательств. После чего приговор судьи в мантии: три года строго режима. На воле, скорей всего, только о них и шли разговоры. Ещё бы. Кто же ещё в здравом уме согласится торговать наркотиками практически у всех на виду?
— Не хочешь говорить? — послышалось с соседней койки. — Понимаю. У каждого хреновое настроение, когда он сюда попадает. Но ничего. Привыкнешь. Все привыкают, — на этих словах узник провалился в сон.
***
Завтрак. Со вчерашнего дня у заключённого не было ни крошки во рту, по этому он с нетерпением ждал столь обыденного для всех мероприятия.
Длинная очередь из однородных чёрных роб. Многие заключённые были лысые как колено. Пирсинг, татуировки, золотые зубы — всё как подобает обитателям тюрьмы. У нескольких на веках выбили надпись «Не буди». Чтобы её вытатуировать, приходилось вставлять под веки металлическую ложку, иначе рисковали пробить глаз.
На нового узника косились и тихо посмеивались. Он был не первым, кто в столь юном возрасте угодил за решётку. Участь каждого была не завидной. Если даже удавалось адаптироваться к местным волчьим правилам и законам, то из застенков выходили совсем другим человеком и мечтали только об одном: вернуться обратно. Туда, где всё просто и понятно.
Получив поднос с дурно пахнущей липкой субстанцией, отдалено напоминавшей кашу, узник искал свободное место. Он искал глазами своего друга — Козыря. Его привезли на пол дня раньше и он уже успел раззнакомиться с местными обитателями. Козырь как раз что-то бурно обсуждал со своими сокамерниками. Скорей всего подробности своего задержания.
«Сесть получиться разве что только рядом с ним».
Не дойдя пары метров, узник перецепился через чью-то предательски подставленную ногу. Сам заключённый с грохотом упал, а тарелка выскользнула из подноса и угодила прямо в хмурое лицо главаря одной из банд.
Все члены банды повскакивали, взяли за шкирку узника, больно приложили к стене и начали душить.
«Неужели последнее, что я увижу в жизни, будет эта уродливая рожа», — подумал заключённый и начал терять сознание от недостатка воздуха.
— Братва, я извиняюсь, — послышалось за толпой, — но на него уже есть заказ.
— Кто уже успел? — удивился один из банды.
— Муха просил.
Стальная хватка на шее ослабла. Узник упал на колени и стал жадно хватать ртом воздух. Банда начала расходиться. Заключённый увидел перед собой соседа по камере.
Хотелось отблагодарить своего спасителя, но его опередили:
— Прости, — сказал он, — так надо.
Узник не успел ничего понять, как его ударили лбом по переносице. Вокруг заблестели звёзды и разум погрузился во тьму.
Боль в области носа. Что-то мешало дышать. Шея затекла от долгого лежания в одном положении. Весь нос перемотали белой марлей и он сопел.
Лазарет. Куда ещё могут положить заключённого с травмами? По совместительству самое безопасное место во всей тюрьме.
— Проснулся? — послышалось напротив. — Ох и долго же ты спал.
Короткостриженый брюнет склонился над узником. На его лбу приклеили пластырь.
— Полежи тут недельку, пока всё не уляжется. А потом они забудут. Память у них короткая как у золотой рыбки, а мысли как у Буратино.
— Почему ты... — заключённый сморщился от боли. — Почему ты мне помогаешь?