Хозяин выгнал служащих и закрыл дверь. Равик снял трубку телефона и, вызвав Вебера, быстро переговорил с ним. Затем набрал номер, сообщенный кельнером. Боннэ был у себя в приемной. Врач подтвердил все, что рассказала женщина.
– Он умер, – сказал Равик. – Вы не могли бы подъехать и выписать свидетельство о смерти?
– Он выгнал меня. Самым оскорбительным образом.
– Теперь он уже больше не оскороит вас.
– Он не уплатил мне гонорара. Да еще вдобавок обозвал стяжателем и коновалом.
– Вы зашли бы за гонораром?
– Могу кого-нибудь прислать.
– Лучше зайдите сами. Иначе не видать вам ваших денег.
– Хорошо, – сказал Боннэ после некоторого колебания. – Но я ничего не подпишу, пока не получу все сполна. Мне причитается триста франков.
– Ладно. Триста франков. Вы их получите.
Равик повесил трубку.
– Сожалею, что вам пришлось все это выслушать, – сказал он женщине. – Но по-другому поступить было нельзя. Этот человек нам нужен.
Женщина уже рылась в сумке.
– Ничего, – ответила она. – Для меня это не ново. Вот деньги.
– Подождите. Сейчас он придет. Тогда и дадите.
– А сами вы не могли бы выписать свидетельство о смерти?
– Нет. Это может сделать только французский врач. Лучше всего тот, кто его лечил.
Когда Боннэ закрыл за собой дверь, в комнате внезапно сделалось тихо. Гораздо тише, чем бывает, когда уходит всего лишь один человек. Шум автомобилей на улице стал каким-то приглушенным, словно ударялся о стену плотного воздуха и с трудом просачивался сквозь нее. Кончилась суета прошедшего часа, и только теперь присутствие мертвеца стало ощутимым. Дешевый номер отеля наполнился его властным молчанием, и было не важно, что он одет в пижаму из блестящего красного шелка, точно клоун, выряженный в шутовской наряд. Мертвый, он здесь царил. Важно было другое – он не двигался. Все живое движется, а то, что движется, может быть сильным, изящным или смешным, ему недоступно лишь одно – отрешенное величие неподвижного и застывшего.
Смерть – в ней было подлинное величие, в ней человек достигал завершенности, да и то на короткое время.
– Вы были его женой?
– Нет. Почему вы спрашиваете?
– Закон. Наследство. Полиция выяснит, что принадлежит вам, что – ему. Ваше останется при вас. Его вещи будут конфискованы. Для родственников, если они объявятся. Были у него родные?
– Во Франции не было.
– Вы жили с ним?
Женщина ничего не ответила.
– Долго?
– Два года.
Равик осмотрелся.
– У вас нет чемоданов?
– Есть… они были здесь… вот там, у стены.
Еще вчера вечером стояли.
– Ага, хозяин…
Равик открыл дверь. Уборщица со щеткой отскочила назад.
– Мамаша, – сказал он. – Для своих лет вы чересчур любопытны. Позовите хозяина.
Уборщица начала оправдываться.
– Вы правы, – перебил ее Равик. – В ваши годы остается одно только любопытство. Все же позовите хозяина.
Старуха что-то пробормотала и ушла, держа перед собой щетку, как копье.
– Мне очень жаль, – сказал Равик, – но ничего не поделаешь. Я могу показаться бестактным, но лучше уладить все сразу. Так проще, даже если вы этого сейчас и не понимаете.
– Понимаю, – сказала женщина.
Равик взглянул на нее.
– Понимаете?
– Да.
Появился хозяин с листком в руке. Он вошел без стука.
– Где чемоданы? – спросил Равик.
– Сперва счет. Вот он. Сперва надо оплатить счет.
– Сперва чемоданы. Пока никто не отказывался платить по счету. Номер еще занят, и в следующий раз, прежде чем войти, потрудитесь постучать. Давайте счет и прикажите принести чемоданы.
Хозяин с ненавистью уставился на него.
– Вы получите свои деньги, – сказал Равик.
Хозяин вышел, хлопнув дверью.
– В чемоданах есть деньги? – спросил Равик женщину.
– Деньги?.. Нет, кажется, нет.
– Вы знаете, где они? В костюме? Или их вообще не было?
– Он держал деньги в бумажнике.
– Где бумажник?
– Он под… – женщина запнулась. – Обычно он лежал у него под подушкой.
Равик встал. Он осторожно приподнял подушку вместе с головой покойника, извлек черный кожаный бумажник и подал женщине.
– Возьмите деньги и все, что для вас важно. Быстро. Сейчас не время для сантиментов. Вы должны жить. Для этого деньги и предназначены. Не пропадать же им в полиции.
С минуту он глядел в окно. На улице шофер грузовика ругал кучера овощного фургона, запряженного парой лошадей. Мощный двигатель тяжелой машины внушал ему чувство полнейшего превосходства над кучером, и он поносил его с нескрываемым презрением.
Равик отошел от окна.
– Готово?
– Да.
– Теперь отдайте мне бумажник.
Равик снова сунул его под подушку. Бумажник стал гораздо тоньше на ощупь.
– Спрячьте деньги в сумку, – сказал он. Она повиновалась. Равик взял счет и просмотрел его.
– Вы уже платили за номер?
– Не знаю. По-моему, да.
– Это счет за две недели. Он оплачен господином… – Равик не сразу назвал фамилию. Ему показалось странным называть покойника господином Рачинским. – Счета оплачивались всегда в срок?
– Да, всегда. Он часто говорил, что… в его положении очень важно аккуратно платить за все.
– Ну и подлец этот хозяин! Где у вас последний счет?
В дверь постучали. Равик не мог сдержать улыбки. Слуга внес чемоданы. За ним следовал хозяин.
– Все тут? – спросил Равик женщину.
– Да.
– Разумеется, все, – буркнул хозяин. – А вы что думали?
Равик взял маленький чемодан.
– Есть у вас ключ к нему? Нет? Где могут быть ключи?
– В шкафу. В костюме.
Равик открыл шкаф. Он был пуст.
– Ну? – спросил он хозяина.
Хозяин обернулся к коридорному.
– Где костюм? – прошипел он.
– Костюм я вынес, – сказал слуга, запинаясь.
– Зачем?
– Почистить, погладить.
– Пожалуй, покойнику это уже ни к чему, – заметил Равик.
– Чтоб сейчас же костюм был тут, проклятый ворюга! – рявкнул хозяин.
Коридорный посмотрел на него, испуганно моргая. Затем вышел и тут же вернулся с костюмом. Равик встряхнул пиджак, брюки. В брюках что-то звякнуло. Равик не сразу решился сунуть руку в карман одежды, принадлежавшей мертвецу, словно вместе с ним умер и его костюм. Глупая мысль. Костюм есть костюм.
Он достал из брюк ключи и открыл чемоданы. Сверху лежал парусиновый портфель.
– Здесь? – спросил Равик женщину.
Она кивнула.
Счет быстро нашелся. Он был оплачен. Равик показал его хозяину.
– Вы посчитали за лишнюю неделю.
– Вот как? – огрызнулся хозяин. – А неприятности? А труп в отеле? А волнения? Все это, по-вашему, пустяки, да? А что у меня опять желчь разыгралась? За все это платить не надо? Вы сами сказали – жильцы сбегут отсюда! Мои убытки куда больше! А постель? А дезинфекция номера? А изгаженная простыня?
– Постельное белье указано в счете. Кроме того, вы посчитали двадцать пять франков за ужин, который он якобы съел вчера вечером. Вы ели что-нибудь вчера? – спросил он женщину.
– Нет. Но, может быть, лучше просто уплатить? Я… мне хотелось бы поскорее покончить со всем этим.
Поскорее покончить, подумал Равик. Все это известно. А потом – тишина и покойник. Оглушающие удары молчания. Уж лучше так… хоть это и омерзительно. Он взял со стола карандаш и принялся подсчитывать. Потом протянул листок хозяину.
– Согласны?
Хозяин взглянул на итоговую цифру.
– Вы что, сумасшедшим меня считаете?
– Согласны? – снова спросил Равик.
– А вообще – кто вы такой? Чего вы суетесь?
– Я брат, – сказал Равик. – Согласны?
– Накиньте десять процентов за обслуживание и налоги. Иначе не соглашусь.
– Хорошо, – ответил Равик. – Вам следует уплатить двести девяносто два франка, – сказал он женщине.
Она вынула из сумки три кредитки по сто франков и протянула хозяину. Тот взял деньги и повернулся к двери.
– К шести номер должен быть освобожден. Иначе придется платить еще за сутки.
– Восемь франков сдачи, – сказал Равик.