Конец жизни – вот, что означает эта грань. А ей не хочется, чтобы она заканчивалась именно так. Потому что, потому что...
– … потому что это глупо! – Громко кричит девушка и упирается каблуками в потёртое покрытие школьного пола.
От неожиданности Тейлор останавливается.
– Что?
Его голос колючий, как и его глаза. И Белла съёживается под этими колючками, понимая, что ещё чуть-чуть и выдаст себя с головой. А в ней совсем пусто, и она не знает, как сделать так, чтобы он обо всём догадался. Поэтому она выпускает свои колючки:
– Глупо вот так всё бросить и уехать куда-то там в Чикаго!
– Чего?
Парень сердито вглядывается в её лицо, но Белла не тушуется.
– В Вашингтоне так много приличных колледжей! Университет штата. «Да будет свет!», помнишь? – Цитирует она девиз университета – откуда только эта информация всплыла в голове? – Грин Ривер. Колледжи в Такоме и Олимпии. Зачем ехать на восток, если и здесь можно получить приличное образование?
– Я не… – Теперь Тей выглядит растерянным.
– А об отце ты подумал? Что ему делать? Жить в ожидании твоих звонков? – Беллу откровенно несёт, но стоп-сигнал не загорается: ни в голове, ни перед глазами. – Радоваться редким приездам на День Благодарения и Рождество? Нет, не «и» а «или» Рождество. Ты же не сможешь позволить себе два перелёта в течение месяца! Это экономически невыгодно и вообще…
Девушка входит в такой раж, что совершенно перестаёт воспринимать окружающее. Стоя в тускло освещённом коридоре, привычно окантованном рядами железных шкафчиков, непрерывно жестикулируя и поправляя трясущимися руками волосы, Белла Кеннеди орёт на своего личного Бога.
Позже, она не сможет вспомнить ни единого довода из великого множества тех, которые она приводила, чтобы Бог не уезжал. В какой-то момент она ловит себя на мысли, что исполняет гимн штата.
Тейлор даёт ей выговорится. Не останавливает, не перебивает. Ни насмешки в его глазах, ни улыбки.
Впрочем, как раз на гимне она трогает его губы, и у Беллы окончательно срывает стоп-кран:
– Это эгоистично, понимаешь? Иллинойс – это верх эгоизма! Я не ожидала, что ты можешь вот так взять и уехать. Бросить дом! Семью! Друзей! Меня!
Одно неуловимое движение, и парень оказывается так близко, что девушка инстинктивно делает шаг назад.
Дальше этого ей уйти не позволяют руки, о которых она так долго мечтала. Они обвивают Беллу и через мгновение прижимают к обтянутой рубашкой груди.
А ещё через секунду губы, о которых она даже грезить не смела, оказываются прижаты к её губам.
Спустя целую жизнь они от неё отрываются.
Через тысячу лет Белла, наконец, делает вдох и решается поднять взгляд.
Тейлор улыбается. Но теперь это вовсе не обидно, а как-то даже радостно. По родному. Будто за эти мгновения они настолько вошли друг в друга – и не только посредством поцелуя, но и эмоционально, – что породнились. Стали единым целым – неразрывным и вечным.
– Знаешь, мне ещё никто так оригинально не признавался в любви.
– Значит, ты меня запомнишь.
Почему-то сейчас именно это казалось важным – чтобы Тей её запомнил.
– А я никогда тебя и не забывал, Белла Кеннеди.
Вот и пришло время падать замертво.
И она бы точно это сделала, если бы Тейлор не держал её так крепко.
– Ты знаешь моё имя?
Белла настолько изумлена, что произносит этот вопрос на одном выдохе.
– Разумеется, знаю. И хотел бы ещё раз поблагодарить за то, что ты помогла мне при нашей первой встрече.
– Я… – Она смущённо улыбается. – Я была не очень-то гостеприимна.
– Всё в порядке. Ты же не знала, кто я такой.
– Теперь знаю.
– Да, знаешь. – Тейлор улыбается и неожиданно целует её в лоб. – Давай я отвезу тебя домой, рыжик.
Машина медленно двигалась по ночному Сиэтлу.
Иногда Белла набиралась смелости и смотрела на Тейлора. Иногда её великолепно развитым за эти два года периферическим зрением она улавливала, что он тоже на неё смотрит. В такие моменты её душа улетала в рай.