Олег отбежал, запрокинул голову, рассматривая гнездо.
– Думаешь, там тоже магические штучки?
– Ну, это не ворона… Здесь могут оказаться потяжелее. Секиры, палицы, боевой доспех, колчан со стрелами! Среди них могут оказаться ведарские, зачарованные…
Олег с уважением перевел взгляд на Мрака:
– Мрак, ты молодец. Птицы всегда воруют блестящие вещи. И таскают в гнезда.
Мрак с удовлетворением прикрыл глаза, расслабленно ждал, прислушивался, ожидая первым вычленить из лесного шума взмахи могучих крыльев. Змея затихла, дергался лишь кончик хвоста. Олег палкой растопырил змее изувеченную пасть, голыми руками начал выдирать длинный раздвоенный язык.
Таргитай остановился перед Мраком, глядя сверху вниз.
– Мрак, тебе не стыдно?
Мрак открыл глаза, смерил Таргитая настороженным взглядом.
– За что мне должно быть стыдно?
– Нас учили с детства, что добро надо делать бескорыстно. А ты?
– Я тоже делаю бескорыстно, – ответил Мрак.
– Но ведь ты ждешь плату! Уплату за доброе дело!
Мрак пожал плечами, ответил с неудовольствием:
– Разве это плата? Услуга за услугу. Для нее безделушки, а для нас может оказаться до зарезу нужным.
– Мрак, – повторил Таргитай настойчиво. Он шагнул чуть вбок, стараясь поймать ускользающий взгляд Мрака. – Ты сам учил меня правде! Ты заменял брата, отца, волхвов… Это говоришь ты? Или змеиный яд попал в твою кровь?
– Тарх!
– Мрак, ты делал это не бескорыстно?
Мрак взвился на ноги, как подброшенный змеей. Лицо его налилось тяжелой кровью. Он навис над Таргитаем, как дуб, под которым прибили змею.
– Я защищал птенцов! Но что плохого, если птаха тоже бескорыстно швырнет нам что-нибудь из своего вороньего гнезда?
Таргитай повторил потрясенно, глядя на Мрака с ужасом:
– Ты ждешь уплату… за доброе дело…
Голос его прерывался. В больших глазах заблестели слезы. Мрак взревел в ярости, кулаки его сжались. Мгновение он смотрел бешено в лицо певца, потом люто плюнул ему под ноги, оглушительно свистнул Олегу.
Волхв поднялся из травы, глаза его были непонимающие. Таргитай медленно побрел за оборотнем. Олег, ругаясь, бросился за ними, явно собирался пограбить змею основательнее.
Мрак шагал решительно, широко. Брови его грозно сдвинулись, он дышал яростно, словно разъяренный тур весной. Олег порывался что-то спросить, Таргитай показал кулак, шикнул.
Они прошли деревья-великаны, миновали мелколесье, черный пихтач, рощу молодых березок. Наконец впереди послышалось журчание, блеснул тоненький, как веточка, ручеек, что пугливо прыгал, как суетливая ящерица, с камушка на камушек.
Мрак внезапно остановился, бросил резким грубым голосом, не поворачивая к ним головы:
– Быстренько смойте грязь! Особенно ты, волхв. Возился со змеей, яд поганющий.
Таргитай оттолкнул Олега, первым с размаху сел задом в мокрый песок. Ледяная вода обожгла разгоряченное тело. Истошно завопил Олег, шумно шлепнул обеими ладонями, подняв брызги.
Мрак вошел в ручей неторопливо, как могучий царственный тур. Стал на колени, тщательно смыл грязь и слизь, посидел в воде, со странной усмешкой глядя на изгоев, что уже сидели на берегу, стуча зубами и прижавшись друг к другу, как те птенцы, что верещали в гнезде.
ГЛАВА 6
Они не считали, сколько дней шли через Лес. Мрак выломал изгоям по крепкой дубине. Таргитаю удалось удачным броском сбить с дерева белку, а Олег дважды поражал сорок. Созрела земляника, а Олег, продираясь через малинник, обнаружил среди колючек поспевающие ягоды.
Весной зверье голодное, отощавшее за долгую зиму. Мрак постоянно уходил вперед, чтобы изгои не мешали, сшибал палкой птиц, даже скворцов, бил ужей и змей, заставлял Таргитая и Олега сдирать с них шкуры, жарить на костре. Всех троих терзал постоянный голод, весь день на ногах, но изгои на десятый или двадцатый день почти не отставали от Мрака и лишь вечером валились замертво, а Мрак уходил охотиться.
Он был все таким же суровым, неразговорчивым, в глазах часто вспыхивали красные искры, и сердце Таргитая сжималось от тоски. Мрак держался, хотя стал раздражительным, орал по каждому поводу, однажды ударил Олега с такой силой, что тот полдня лежал без памяти. Но волком все еще не стал, хотя дважды Таргитай замечал, что Мрак возвращается с охоты с кровью на подбородке, а добыча – заяц или косуля – не сбита дубиной, а загрызена.
Перед сном Олег мастерил обереги, он сохранил чешуйку громадной змеи и кончик ее языка, а Таргитай играл на дуде. Он сложил несколько песен, перекладывал слова так и эдак. Лишь когда из темных зарослей внезапно показывалась громадная фигура Мрака, он откладывал сопилку, а Олег – обереги, и оба бросались навстречу, осматривали добычу.
Всего дважды натыкались на следы человека. Первый раз это были зарубки на дереве, наполовину заплывшие, и однажды обнаружили остатки бревенчатой избушки. Давно развалилась, сгнила, но сердца невров радостно застучали – есть еще люди на свете! Не только невры да болотники.
Однажды они бежали втроем – Мрак приучал изгоев передвигаться по Лесу быстрым охотничьим шагом, что по Таргитаю значило бежать высунув язык. Они роптали, но Мрак ярился, пускал в ход кулаки. И бежали, сцепив зубы, боясь потерять его широкую спину. Тяжелый, как бер, громадный, однако несется как легконогая косуля, лоб сухой, в то время как ты исходишь потом, а пальцы так дрожат, что потом промахиваются по дырочкам на дуде.
Бежали, обливаясь потом, как вдруг Мрак замедлил шаг, и страдальцы догнали, поплелись за ним в затылок. В Лесу странно светлело. Привычный влажный воздух исчез, деревья стояли в сухом прокаленном мареве. Земля под ногами больше не пружинила мхом. Деревья стояли сухие и голые, без привычных глазу толстых шуб зеленого и рыжего мха.
Очень медленно впереди засиял странный свет. Мрак напрягся, волосы на затылке встали дыбом. Олег на ходу щупал самодельные обереги. Еще несколько шагов, мимо проплыли толстые стволы вязов, и впереди внезапно распахнулась…
…пустота!
За деревьями дальше тянулась бесконечная пугающая поляна. Голая как ладонь, заросшая низкорослой травой. Огромные, надежные и такие родные деревья высились, не защищая, за спиной. Мрак даже прислонился к одному, ноги тряслись, со страхом смотрел в незнакомый мир.
– Здесь… – прохрипел он сдавленным голосом, – кончается Белый Свет… Вот как это… все…
Поляна тянулась вдаль без конца и края. Лишь на виднокрае смыкалась с беспощадно синим небом. Тоже огромным, немыслимым, пугающим. Такого неба никто из невров не видывал.
Таргитай пролепетал дрожащим, как стрекоза на ветру, голосом:
– Так вот какой он, Конец Мира…
Мир был страшен пустотой, голой землей, непривычно ровной, как стол. Только выгоревшая под нещадным солнцем трава! И эта пугающая пустота злобно тянулась до самого стыка небесного купола с голой землей.
Небо угрожающе синее, пустое, без привычных зеленых веток. Все трое, не замечая, что делают, попятились и застыли, пугливо выглядывая из-за могучих стволов. Олег громко стучал зубами. Мрак суетливо двигал плечами, поправлял пояс, щупал секиру. Таргитай смотрел ошарашенно, с дурацким восторгом, и Мрак не хотел, чтобы ушибленный богом заметил, как у него дрожат руки.
А Таргитай прислушался, сказал неуверенно:
– Слышите?.. Птица поет…
Олег прошептал мертвыми губами:
– Здесь не могут быть птицы.
Мрак вытянул шею, как лось к водопою, выглянул из-за дерева. Глаза сощурились, он указал корявым пальцем на едва заметную в небе точку:
– А что ж тогда вон то? Либо птаха, либо зверь крылатый… Видать, все же залетают за Край Мира. А то иные живут. Но мы ж не птицы!
Олег кашлянул, сказал робко:
– В старых книгах сказано, что люди могут жить везде. Даже там, куда ни зверь не забежит, ни птица не залетит, ни червяк не заползет…