Он выскочил из машины, сорвал с себя одежду и с радостным воплем бросился в воду. Не берусь сказать, был то крик радости или отчаяния. Чувства смешались… Нина заорала: «Вода ледяная! Ты рехнулся!» – и принялась тянуть его за руку к берегу, а он умолял: «Дай побезумствовать, будь милосердна!»
Он плавал, а она не спускала с него глаз. Я пошла купить два пляжных полотенца на базарчике, и мы досуха растерли Этьена. Его зубы выбивали дробь, но он выглядел счастливым, тело покраснело, а лицо осталось бледным. Впервые со дня девичника Нины я увидела его без одежды, и это был взрослый мужчина.
«Нам сорок один, наше поколение хотело изменить мир и не преуспело…» – подумала я.
В номере Этьен заглотнул очередную порцию таблеток и лег в горячую ванну. Мы с Ниной выгребли все из мини-бара и начали угощаться, не глядя на этикетки. Она спрыгнула с кровати. Я включила музыку, тот самый «случайный» плейлист, который записала перед отъездом.
Этьен крикнул из-за двери: «У вас все те же дерьмовые вкусы!»
Мы сохранили все рефлексы детских лет, как воссоединившиеся братья и сестра. Стоит взрослым, росшим вместе, выпустить себя на свободу, и детство всплывает на поверхность.
Я включаю мобильник, наплевав на запрет Этьена, и проверяю почту: меня заботит судьба Николя.
– Нина…
– Да? – шепчет она.
– Я получила конфиденциальное сообщение из редакции. Останки в машине – женские…
– Это Клотильда? – Нина произносит имя со страхом.
– Пока рано что-нибудь утверждать.
– Думаешь, обнаружат и кости… младенца, если это она?
– Вряд ли после стольких лет… эмбрион – если он был – сохранился.
– Ужас какой!
– Я все слышу, – сообщает Этьен, – жизнь еще не покинула меня… Если это Клотильда, эксперты получат череп и бедренную кость зародыша. Пресная вода не так агрессивна, как морская, а тело матери должно было защитить его от тины… Я двадцать три года только о том и думаю.
80
Суббота, 13 августа 1994
Тупая тягучая боль. Клотильда застряла в кошмаре и не может выбраться. Она считает: Раз, два, три – и я просыпаюсь.
Снова песенка Франсиса Кабреля, которую безостановчно крутят все радиостанции, преследует ее во сне.
Раз, два, три, я просыпаюсь, мне десять лет. Я – принцесса, единственная дочь у родителей, мама накрыла завтрак на веранде, небо синее, а наша жизнь напоминает рекламу, в которой у всех все идеально, у меня в первую очередь. Я блондинка, опушка лиловых, с золотыми пайетками, тапочек ласкает ноги. Я влюблена в мальчика, он сидит во втором ряду, рядом с Ниной Бо. Его зовут Этьен Больё. Я слегка румяню щеки и мажу губы блеском, чтобы он обратил на меня внимание, но ему интересны только его друзья, мальчишка, похожий на дождевого червяка, и черноглазая девчонка. Ничего, я подожду. Однажды он меня заметит.
Раз, два, три, я просыпаюсь. Мои ноги совсем замерзли. Мне очень холодно. В кровать как будто нападал снег.
Боль такая сильная, что она с трудом сдерживает крик.
Клотильда открывает глаза. У нее получилось. Раз, два, три, я просыпаюсь. Песня закончилась.
В жизни – в настоящей жизни – еще совсем темно. Она может поспать до начала смены в пиццерии. Работать придется еще две недели, а она так устала петлять между столиками!
Вчера, в тот момент, когда она разносила «Четыре сыра», «Королевскую» и тарелки с лазаньей, прислуга Больё доставала письмо из почтового ящика, чтобы положить его на стол Этьена. Святое семейство загорает на юге, а в комнате сына его ждет бомба замедленного действия. Через десять дней она рванет!
Клотильда хихикает. Боль усиливается, ее кидает в пот. Проклятый кошмар напугал ее до кишок!
Она думала, что проснулась, а сама была пленницей.
Раз, два, три, я просыпаюсь.
Теперь она думает вслух: «Письмо на столе Этьена…»
Сколько раз они встречались в этой комнате, кувыркались на его кровати? Сколько раз она потом собирала разбросанные по полу вещи, как Мальчик-с-пальчик белые камушки, одевалась и шла домой?
Клотильде, в противоположность ребенку из сказки, хотелось навсегда остаться в объятиях злого волка.