Я хотела было спросить, не слишком ли она торопится, но вовремя прикусила язык, подумала: «Не лезь не в свое дело!» – и позвонила Луизе.
– Все нормально? – спросила она.
– Да.
– Болей нет?
– Думаю, нет.
– …
– Луиза…
– Что?
– Ты влюбилась в Адриена, а не в Виржини.
– Это один и тот же человек. Я люблю ее, – в тысячный раз отвечает она, – но не желаю жить с заключенной… Когда освободишься, подумаем об усыновлении.
– Да ты что?! У меня кот, а скоро будет два!
Она улыбается.
– Одно другому не мешает.
– Серьезно?
– Конечно.
– Ты в меня веришь?
– Да. Позвонишь в полночь?
– Обязательно.
Нина обняла меня, одарила ароматом своих волос и нежной теплой шеи. Моя прустовская мадленка.
– Ребенок и два кота – это здорово… Отпразднуем по-семейному? – шепчет она.
– Еще как отпразднуем!
Она схватила меня за руку и потащила к пляжу, напевая что-то печальное. Я успел забыть ее голос, чудный, не похожий на другие, приобретший с годами легкую хрипотцу. Голос курильщицы, никогда не державшей во рту сигареты.
Нина протягивает нам наброски. Меня она нарисовала впервые.
– Спасибо, – говорю я.
– Ужасно выгляжу… – морщится Этьен.
Мы вскакиваем – прочь, меланхолия! Долой ностальгию! Нельзя испортить праздник. Я бегу за музыкой.
– Я позвонила Мари-Кастий… – признается Этьену Нина.
– Не верю…
– А ты поверь! И позвони ей… Знаешь, она ведь удержалась, не кинулась следом…
Этьеном овладевают противоречивые эмоции – страх, радость, досада, облегчение, стыд, самоотречение и надежда.
Он сияет мне навстречу улыбкой и говорит Нине:
– Ну, теперь признаешь, что я полный болван?
87
27 апреля 2003
БАДИ. СПАНИЕЛЬ. ВЗРОСЛЫЙ. КОБЕЛЬ.
РОД. В 1991. В ПРИЮТЕ С 1999.
– Бади – наш последний «старичок»… После меня! – скалится Лили.
Сегодня утром она облачилась в черные легинсы, зеленые кроссовки, длинную желтую футболку и стянула волосы резинкой так, что они образовали на макушке пальмочку. Лили напоминает ананас.
Нина только что пришла, как делает каждое утро, перед тем как отправиться на новую работу в офис страховой компании. Она сняла маленький дом в квартале своего детства, в двух улицах от сада Пьера Бо.
Эмманюэль Дамамм уже три месяца лежит на кладбище, но она все еще вздрагивает при малейшем шуме, просыпается в липком поту и почти каждую ночь видит один и тот же кошмар на тему «Гроб чудовища пуст».
– Тебе понадобится время, чтобы осознать его отсутствие и привыкнуть к нему.
– Много?
Нина помогает Лили прикрепить объявление к решетке ограды: «Ради спокойствия собак и других животных просим не парковать машины у ограды нашего приюта. Благодарим за понимание».
– Вот что я тебе скажу, Нина: ты возьмешь на себя приют.
– Какой приют?
– Мой, конечно. Я устала. Работала всю жизнь, надоело.
– О чем ты?
– Я решила уйти на покой.
– Зачем? – Нина шутит.
– Буду спать допоздна, – серьезно отвечает Лили.
– Ты серьезно?
– Конечно. Ты излечилась, я свое дело сделала.
Онемевшая Нина смотрит на Лили, она в панике. Ну почему все, кого она любит, в конце концов исчезают?
– Я не излечилась! Я все еще боюсь Эмманюэля, мне снится, что он вовсе не умер… Если уйдешь ты, я уйду с тобой.
– Тебе не кажется, что пришла пора отлипнуть от меня? Кто еще может встать у руля этого заведения? Начнешь – и в момент избавишься от кошмаров.
– …
– На свете есть очевидности, и ты одна из них.
– …
– Язык проглотила?
– Куда ты отправишься?
– В Кань-сюр-Мер.
– Далеко отсюда.
– Там есть красивая желтая церковь. На пляже Кро-де-Кань.
– Ты атеистка, Лили! – раздражается Нина.
– Это не значит, что я не люблю церкви. И ты приедешь меня навестить.
– Все так говорят, но никто никогда никуда не едет.