При всем при том, если она не появится сегодня вечером, им овладеет сводящая с ума пустота.
Этьен открывает глаза, но сон не отпускает его. Мозг сообщает: «Пора вставать!» – а тело сопротивляется. Хочется немедленно погрузиться в пучину сновидений, пропустить мимо все утра и дни. Грезить. Пробуждение возвращает человека к себе самому, а у него нет на это сил.
Мари-Кастий давно встала. За окном клубится серый зимний свет. Снизу раздаются голоса, это родители и Валентин. Его сын. Господи, как же сильно он любит этого мальчика! Этьен и помыслить не мог, что однажды полюбит кого-то сильнее себя. Пахнет кофе. Гренками. Все смешалось в доме его детства. Он смотрит на циферблат будильника: 11:15. Нужно встать. Умыться, принять душ. Одеться. Мари-Кастий сейчас наверняка рассказывает всем и каждому, что он нуждается в отдыхе, «так что пусть бедняга выспится».
Он думает о Нине. О том, как был потрясен, увидев ее вчера вечером. Она не изменилась. Разве что кожа лица – раньше она была атласной, цвета рисовой пудры или мокрого песка. Она сказала: «Валентин знает…» Но откуда? Сам он проблему ни с кем не обсуждал. Все медицинские документы оставил в кабинете, в ящике стола, запертом на два оборота ключа. Он не пустил болезнь в свой дом. Мари-Кастий захандрит, когда узнает, и Этьен твердо намерен отстраниться от всеобщей суеты. Не желает представлять, какими глазами станут смотреть на него окружающие. Сочувствие и жалость не для Этьена, его дело – искать преступников, он на стороне жертв и на другой никогда не окажется.
Знает только Луиза. Но Луиза молчит. Она всегда умела молчать.
У него третья стадия. «Локально продвинутая». Говоря человеческим языком: метастазы повсюду. Рекомендованы операция, потом первая химия. Шестимесячный протокол, чтобы посмотреть, как поведет себя опухоль. Отступит ли рак под напором противника. Сеанс каждые две недели – амбулаторно. В руку воткнут катетер и будут впрыскивать через него отраву. Во время процедуры можно читать газету… если захочется, смотреть кино или заниматься чем-нибудь еще. «Тем, что вы любите…» Этьен любит плыть против течения, кататься по волнам на доске, играть на гитаре, возить сына в коллеж, подсматривать, как он веселится с друзьями, пить черный кофе у стойки кафе по соседству с комиссариатом, захлебываться адреналином, преследуя злоумышленника, застукать Мари-Кастий за поеданием эскимо (она делает это тайно, чтобы не искушать его), вдыхать запах ее ночного крема, когда она ложится рядом с ним в постель, слушать музыку.
Он не станет лечиться.
Уедет подыхать на берег моря, вместо того чтобы добровольно убивать себя лечением, толку все равно не будет, но жена и сын запомнят не любимое лицо, а номер больничной палаты.
«Хренов рождественский подарочек!» – шипит она сквозь зубы, глядя на собаку, привязанную к решетке ограды. Трехсантиметровой веревкой. Псина напугана, она стыдится того, что с ней сделали. Давно она сидит тут и пытается не удавиться? Молодая, не больше года, вымокшая до подшерстка, оголодавшая. Метиска – не лучшая – пиренейской овчарки. Нине хочется плакать. Эта бедолага – последняя капля. Сколько еще она выдержит? Сколько придурков дарят себе на Рождество щеночков? Кто подберет их в июле, когда они перестанут быть «малюсенькими лапочками»?! Я.
«Что будешь делать в отпуске?» – «Брошу моего пса. А может, и жену с детьми, если начнут доставать. Жизнь коротка, надо пользоваться…»
А ты, дура несчастная, убираешь чужое дерьмо.
Так, давай тебя отвяжем, отведем в кабинет, вытрем насухо и успокоим. Собака ужасно воняет и дрожит всем телом. Нина осматривает шкуру на предмет шрамов, отметин и паразитов. Насыпает в миску корм, в другую наливает воду. Девочка набрасывается на еду.
Она слышит, что подъехала Симона, и облегченно вздыхает: сегодня утром справиться в одиночку не получится. Симона кладет на стол Нины коробку шоколадных конфет, уточняет: «Это для всех!» – переводит взгляд и спрашивает, округлив от удивления глаза:
– Вот это мило. Откуда он взялся?
– Привязали к воротам – сделали сюрприз, так сказать!
– И куда мы его поместим?
– Правильные вопросы задаете, мадам. Для начала сфотографируем, потом сообщим жандармам.
– В такой час? Да они еще спят.
– Знаю.
– Ты пришла пешком?
– Да.
– Храбрая девочка.
– До вас мне далеко, Симона.