—Нарисовала! Наша Ева—ведьма!
Даже не знаю, что поразило меня сильнее, что дети считали Еву своей, или, что она ведьма, умеющая оживлять рисунки, или гордость, прозвучавшая в интонациях ребёнка. Какое-то время мы шли молча, поэтому нас никто не услышал, а мы услышали красивый голос Лены. Я остановился сам и придержал за руку попутчицу, слушая это пение. Слова песни завораживали и вызывали мурашки по телу. А ещё, они лезли в душу и разрывали её на части:
—Когда из яви сочатся сны,Когда меняется фаза луны.Я выхожу из тени стены - веселый и злой.Когда зеленым глаза горятИ зеркала источают яд.Я десять улиц составлю в ряд, идя за тобой.Твоя душа в моих руках,Замрет, как мышь в кошачьих лапах.Среди тумана не узнает меня.И ты на годы и века,Забудешь вкус, и цвет, и запах.Того, что есть в переплетениях дня.Ты спишь и видишь меня во сне,Я для тебя - лишь тень на стене.Сколь неразумно тебе и мнеНе верить в силу дорог.Когда я умер, ты был так рад,Ты думал - я не вернусь назад.Но я пробрался однажды в щель между строк,Я взломал этот мир, как ржавый замок.Я никогда не любил ворожить,Но иначе не мог.Я никогда не любил ворожить,Но иначе не мог...Когда я в камень скатаю жест -Тогда в крови загустеет месть.И ты получишь дурную весть от ветра и птиц.Но ты - хозяин воды и травы,Ты не коснешься моей головы.А я взлечу в опереньи совы, не видя границ.Тебя оставив вспоминать,Как ты меня сжигал и вешал.Дитя Анэма умирало смеясь. Ха-ха-ха-хаА я вернусь к тебе сказать -Ты предо мной изрядно грешен,Так искупи хотя бы малую часть...Ты спишь и видишь меня во сне,Я для тебя - лишь тень на стене.Я прячусь в воздухе и в луне,Лечу как тонкий листок.И мне нисколько тебя не жаль,В моей крови закипает сталь.В моей душе скалят зубы страсть и порок,А боль танцует стаей пестрых сорок.Я никогда не любил воскресать,Но иначе не мог.Я никогда не любил воскресать,Но иначе не мог...Когда останемся мы вдвоем,Меня не уверить в спасенье твое.Но на два голоса мы пропоем отходную тебе.Узнай меня по сиянью глаз,Ведь ты меня убивал не раз,Но только время вновь сводит нас в моей ворожбе.Опавших листьев карнавал.Улыбка шпаги так небрежна.Дитя Анэма не прощает обид.Ты в западню мою попал -Твоя расплата неизбежна.Ты знаешь это - значит будешь убит.Ты спишь и видишь меня во сне,Я для тебя - лишь тень на стене.Настало время выйти вовне,Так выходи на порог.Убив меня много сотен раз,От смерти ты не уйдешь сейчас.Но ты от злобы устал и от страха продрогИ я тебе преподам твой последний урок.Я никогда не любил убивать,Но иначе не мог.Я никогда не любил убивать,Но иначе не мог...Я никогда не любил ворожить,Я никогда не любил воскресать,Я никогда не любил убивать,Я никогда не любил...Но иначе не мог...*
—Я любил... Люблю!
Лена, сидящая на берегу спиной ко мне, вздрогнула всем телом. И я поспешил успокоить ее:
—Лена, вы будете жить. Никто вас не убьёт.
*-песня Канцлер Ги "Тень на стене", другое название "Инквизитор и Некромант".
Глава 13
Ева.
Лена уступила мне место, понимая, что некромант пришёл именно ко мне. Я сидела на траве, обхватив колени, и не торопилась говорить. Мой любимый тоже молчал, но я чувствовала его прожигающий взгляд. Первой отмерла собака, подскочив ко мне, и начав вылизывать моё солёное от слез лицо. Следом подбежала Акина и обняла меня за шею:
—Ева, почему ты плакала? Тебя отец обидел?
—Нет, что ты, конечно, нет, он не обижал меня, - затараторила я. Девочка внимательно смотрела на меня, потом кивнула.
—Ты говоришь правду. Тогда кто тебя заставил плакать?
В наш диалог вмешался некромант :
—Акина, ты чувствуешь ложь?
—Да, отец, я всегда знаю, когда мне лгут. И я знаю, что наши мамы живы, но бросили нас, потому что им не нужны дети-бастарды. Хотя и тебе мы тоже не сильно нужны,-закончила девочка обвинительно, но лишь констатируя очевидные вещи.
—Прости, я был не прав, игнорируя вас все это время. Обещаю исправиться. А теперь беги, пожалуйста, к своим братьям и сёстрам, скажи им, что скоро у вас будет и отец, и мама. Как только мы решим все наши проблемы.
Девочка внимательно выслушала отца, кивнула:
—Если нашей мамой будет Ева, все мы будем рады. Но если ты приведешь в дом другую женщину, её ждёт война.
Дрим поклонился дочери, приложив руку к сердцу:
—Акина Клиффор, клянусь, вашей мамой станет только Ева! Никакая другая женщина не займёт это место! А теперь бегите, молодая леди.
Девочка побежала в припрыжку в сторону замка, рядом с ней бежала собака, весело гавкая. Я сидела, по-прежнему не шевелясь, и, глядя на реку, обдумывала слова мужчины. Это что, он сейчас сделал мне предложение? Позвал замуж? Хотя нет, позвал— это сильно сказано. Приказал, поставил перед фактом. С рабынями по-другому нельзя, им только приказывают. Какой же хозяин спрашивает свою собственность? Захотел-продал, захотел-подарил, захотел - убил, а этот вот захотел-женился. Хотя, не женился, только обещал, причём, не мне.