Я отвернулся, вычёркивая бывшего товарища из своей жизни, немного выпил, в бесплодной надежде смыть заморским вином поселившуюся в душе горечь, задумался, незаметно для себя выпав из реальности.
— Государь.
— Чего тебе? — оглядываюсь я на нерешительно топчущегося в дверях Никиту Сысоя. — Ступай. Ты мне сегодня не понадобишься.
— Та матушка Дария к тебе просится, государь. Сказывает, весть для тебя, царь-батюшка шибко важная. А Никифор не пускает.
— Матушка Дария? — уставился я на писаря. — Монахиня?
— Игуменья Тихвинского Введенского монастыря.
— Тихвинского? — в недоумении переспросил я. — Она что специально сюда приехала. Дария. Дария. Тихвинский монастырь. Погоди!
В мозгу что-то щёлкнуло, выдав информацию. Так это же Анна Колтовская! Четвёртая полузаконная жена Ивана Грозного. Ей-то от меня что понадобиться могло?
Светало. Горизонт еле заметно посветлел, начав выделятся контурами еловых макушек на фоне тёмной стены леса. Деревня уже не спала. В отсветах десятка костров и густо чадящих дымом факелов суетились люди, фыркали лошади, бряцало железом оружие. Где-то на околице сиротливо прокукарекал петух и тут же смолк, словно испугавшись собственной смелости.
Надо же! Не всей животине вчера шеи посворачивали. И где только спрятаться умудрился?
Чаплинский недобро усмехнулся, наблюдая за царившим вокруг оживлением.
От загребущих рук околичной шляхты (мелкопоместная литовская шляхта) так просто не скроешься; в каждую пристройку заглянут. Да и казаки, что треть набранного капитаном отряда составляют, от них не отстают. Потому и хлопает не закрытыми ставнями каждая попавшаяся на пути деревенька; ни псу залаять, ни корове замычать.
— Пан ротмистр, лошади осёдланы. Хлопцы готовы выступить.
— Добре, — кивнул Чаплинский Янушу.
Старого казака он приблизил к себе год назад, после неудачного похищения Годунова. Вместе тогда с Запорожской Сечи удирали. Вот и сд… Хотя нет. Какая может быть дружба между благородным шляхтичем и бывшим посполитым (лично свободный крестьянин), перебравшимся на Сечь? Правильно, не может. Просто привык он к старому запорожцу. Сумел Януш стать для него незаменимым, взвалив на свои плечи большую часть бытовых проблем.
— Пойду, доложу капитану, — кивнул Станислав своему слуге. — И проследи, чтобы опять лошадей всякой рухлядью не навьючили! Сам знаешь, как он этого не любит. Только припасы на день и то, что в заплечные сумки уместиться сможет.
Януш тяжело вздохнул. Не любит — это слишком слабо сказано! Двум литвинам в самом начале похода это жизни стоило. И шляхетский гонор не помог! Пан Александр, после отказа выбросить награбленный скарб, просто разрядил в смутьянов свои пистоли, а за спиной сотня головорезов, что с ним который год в Литве разбойничала, плотоядно ухмыляется. Остальные сразу всё лишнее на землю побросали.
Так и скачут с тех пор налегке, словно волки по лесам петляя. Прирежут очередного проводника, переночуют в глухой деревеньке и на рассвете вновь на коня садись.
Януш, невольно поморщившись, (опять кости ломить по утрам ломит. Стар он уже для этаких походов стал), подошёл к одному из костров, попутно перешагнув через труп женщины в разорванной в клочья одежде.
— К капитану пошёл? — кивнул на спину уходящего в сумерки Чаплинского Щербина. — На, выпей перед дорогой, — протянул бывший запорожец баклажку с местной медовухой. — Немного можно.
Вот именно, что немного! Пан Александр само употребление хмельного в походе не запрещал, но исправно сажал на кол каждого, кто в злоупотреблении этими напитками был замечен. Глоток вина перед предстоящим походом, кружка медовухи после остановки на постой (Если ты не в дозоре. Тем и в такой малости было отказано) и всё. Выпьешь больше; сиди себе с отрезанным языком на колу да летним солнышком над головой любуйся. Впрочем, этакие непонятливые быстро вывелись, оставшись где-то там, позади.
— Всё петляем по этому лесу и петляем, — продолжил между тем Шербина, всматриваясь в алые лепестки огня. — И конца этому походу не видно. Знать бы хоть куда путь держим.
— А ты у капитана спроси, — с усмешкой предложил один из казаков.
— Куда бы мы не шли, добыча впереди богатая ждёт, — веско заметил Януш. — Иначе зачем бы пану Александру всё бросать и изо дня в день по этим лесам мотаться?