Скорее бы! Уже третий день скачем. Когда же эта проклятая дорога последним километров под копыта ляжет!
— Государь бой впереди идёт!
«Какой бой? Опять»⁈ — Я с плохо скрываемой ненавистью взглянул на втянувшего в плечи в голову вестового. — «Нет здесь в окрестностях значительный воинских сил, кроме тысячи Подопригоры! Им просто взяться неоткуда! Разве что новгородцы. Так я вроде с Куракиным обо всём договорился».
— Кто бьётся? С кем? Где?
— У Тихвина, царь-батюшка. Судя по стягам, кого-то из наших вражина к реке прижал. Тяжко им!
«Подопригора»⁈
Я переглянулся с Порохнёй. Других моих отрядов здесь просто нет. Рать Ивана Годунова мы вчера по дороге сюда обогнали. Но что там за ловкач, что самого Якима к стенке прижать сумел⁈ До сих пор я считал, что такое невозможно. Ушлый казак из любого капкана выкрутиться.
— Государь?
— Что, государь! — взревел я раненым медведем. — Там тысячу Подопригоры уничтожают! Здесь, на моей земле! Разворачивай кирасиров, воевода!
Порохня не стал спорить, бросив коня вперёд. И правильно. Не до споров здесь. Не буду я тактику выжидания занимать, когда мои люди впереди гибнут.
Растянувшиеся по дороге всадники ускорились, набирая ход. Я тоже взбодрил коня плетью, с тревогой вглядываясь вперёд.
Как там сестра? Что-то очень сомнительно, что вражеский командир, кем бы он не был, появился возле стен женского монастыря случайно. Таких совпадений просто не бывает. За Ксенией он пришёл. Вот только Яким неведомому супостату всю игру поломал, по своему обыкновению появившись там, где его не ждали. Выжил бы только!
Быстрее! Ну же! Быстрее!
Из леса мы вывались всей ордой, заполняя лежащее перед городом поле конной лавой. Я хищно оскалился, с тревогой всматриваясь в открывшееся передо мной действо.
Кем бы он ни был, неизвестный мне военачальник, но он побеждал. Полк Подопригоры ещё отбивался, прижатый наседающим противником к реке, но чувствовалось, что эта агония долго не продлится. Задние ряды, втиснутые в неласковые воды Тихвинки, уже начали паниковать, разворачивать коней в воду, надеясь вплавь достигнуть другого берега. Яростно рубившиеся впереди всадники тоже пятились, не в силах сдержать напора предвкушающих победу врагов. Правда, у моих сторонников ещё был небольшой шанс. Из Тихвина на помощь гибнущему полку во весь опор скакал небольшой отряд, надеясь ударить противнику во фланг. Но им навстречу уже выдвинулось полторы сотни всадников, посланных бдительным командиром врагов.
Две тысячи тяжёлой кавалерии в корне изменили ситуацию. Протяжно затрубили горнисты, разворачиваю конницу в строящуюся к атаке лаву, запаниковали враги, разворачивая для бегства своих коней, дружно в едином восторженном рыке, начали скандировать остатки Якимовского отряда:
— Годунов! Годунов! Годунов!
А врагов-то не так уж и много. Там даже тысячи не наберётся! Даже удивительно, как они с отрядом Подопригоры смогли справиться. Но против ещё двух тысяч тяжёлой конницы да ещё в лобовом столкновении, они точно не котируются. Именно к такому же выводу пришёл и неведомый мне военачальник. Тревожно протрубил рожок уже в его войске и конная масса рванула прочь, разрывая контакт с опешившими от неожиданности противниками.
— Уходят! — заскрипел зубами Порохня.
— Вижу, что уходят, — вслед за воеводой, проскрипел зубами и я. — А только вслед за ними, я твоих воинов не пошлю. Сгинут без пользы, на засаду напоровшись. На том всё и закончится.
Лавина затормозила, не встретив противника. Я послал коня вперёд, к остаткам полка Подопригоры.
Полковник был страшен. В покорёженном доспехе, заляпанный кровавыми пятнами он, яростно тряся кулаками, изрыгал проклятья, не видя ничего вокруг себя.
— Здрав будь, полковник.
— У! хрм, — чувствовалось, что Яким с трудом сдержался, чтобы не послать собственного правителя куда подальше. — Государь, — практически выплюнул он, кривя губы.
— Это обо мне, — подтвердил я, широко улыбнувшись. — Прости, друже. Какой ты полковник? Ты теперь мой воевода и думный дворянин.