Рядом замер Подопригора, не сводя хищного взгляда с Порохни. По всему видать, сильно его задел едва не случившийся разгром. Не простит он такого командиру отступившего отряда.
— То литвины и казаки, государь, что от самой Польши сюда тайком добирались. А вёл их капитан Александр Лисовский.
Лисовский⁈ Вот это номер. В этой истории он на Руси раньше положенного появился, даже в битве под Гузовым не поучаствовав (сражение между войсками польских конфедератов с их королём Сигизмундом III). Плохо. Этот мясник на своём пути море крови прольёт. Узнать бы ещё, кто ему о Ксении рассказал и в поход под Тихвин отправил.
— Лисовский, значит, — сузил глаза Подопригора. — Не слышал о таком.
— Скоро услышишь, — вырвалось у меня. — Пленных повесить, — приказал я Порохне. — Лисовчикам от меня пощады не будет.
Я тронул коня в сторону города. Похоже, мне есть о чём подумать.
— Удачлив ты, Гаврила. Удачлив. Виданное ли дело, за год из детей боярских в московские дворяне выйти. И самому, без сильного покровителя. И у государя Василия Ивановича на виду. Этак ты со временем и в думные бояре выйдешь!
— Так по делам и награда, — задорно, хохотнул Ломоть. — Я царю-батюшки за этот год уже столько сослужил, что иной боярин и за всю жизнь не сослужит. Я, может, у государя самый ближний человек! — Гаврила приосанился, пьяно пуча губы. — Понадобился Василию Ивановичу осадный наряд (тяжёлая артиллерия), чтобы воров из Тулы выбить, он меня в Москву послал. Потом как знает; Ломоть всё в целости и сохранности доставит.
Грязной покачал головой, поражаясь важности полученного гостем задания, потянулся к кувшину, вновь наполнил кубок московского дворянина до краёв. Ломоть, одобрительно икнув, потянул кубок к себе.
— Хороший у тебя мёд, Василий. Крепкий. Такой и на царский стол подать не зазорно.
— Для дорогого гостя всё лучшее на стол выставил, — затряс бородой бывший опричник. — Ты, Гаврила рядом с государём стоишь, тебе и почёт с уважением. То ли дело я, — скривился Грязной, изображая вселенскую печаль. — Уже полгода в думе сижу, а до дела Василий Иванович не допускает.
— Это от того, что ты раньше руку самозванца держал, — вытер губы рукавом Ломоть.
— Э, нет, — не согласился с ним Василий. — Ляпунов с Пашковым тоже поначалу за самозванца сражались, а теперь царские полки в походы водят. Государь мне того простить не может, что Федька в моём отряде на Русь вернулся. Обманул, гадёныш старика, — смачно сплюнул Грязной на пол. — А мне откуда было о том знать? Я же его раньше не видел никогда. А меня через то едва на дыбу не определили!
Ломоть сочувственно покачал головой, потянул к себе кусок сочащегося жиром мяса, смачно зачавкал. Впрочем, сочувствие это было показным. Нужно же было хоть так отблагодарить за гостеприимство думного дворянина, случайно встреченного им на въезде в город. Этак радушно Ломтя ещё никто не привечал. К томуу же внимание одного из любимцев самого Ивана Грозного, откровенно льстило бывшему худородному сыну боярскому, поднимая значимость в собственных глазах.
— Не горюй так, Василий Григорьевич. Не долго Федьке на этом свете жить осталось. Кто знает, может он уже мёртв да только вести о том ещё не дошли.
— Ты что-то знаешь? — вскочил из-за стола Грязной, нависнув над гостем. — Что с Годуновым должно случиться⁈ Говори!
— Ишь как обрадовался! — хохотнул Ломоть. — То дело тайное, — важно поднял он палец вверх. — Но предупредить Федьку всё равно уже никто не успеет. Потому расскажу. Я для государя окольничего Ивашку Чемоданова с сыном изловил. Тот Ивашка дядькой при Бориске Годуновым был, а сын его в сотоварищах с царевичем с малых лет рос. Вот я царю-батюшке и посоветовал, Ваське Чемоданову казнью его отца пригрозить да к Федьке с смертным зельем отправить.
— А, — успокоился Грязной, садясь обратно за стол. — Это ты хорошо придумал. Будет тебе за то от государя награда великая.
— А то, — с пьяным апломбом подбоченился, гость. — За такое и боярской шапки не жалко!
В повалушу заглянул холоп, встретился глазами с Грязным, кивнул. Тот кивнул в ответ, взглянул на Ломтя, уже не пряча усмешки.
— Боярскую шапку, говоришь? То честь великая. За такое и заморского вина выпить можно. Матвейка, принеси нам того вина, что я у заморского купца купил. И Андрейку сюда покличь.
— Как прикажешь, Василий Григорьевич.
Не прошло и минуты, как Матвей вернулся в сопровождении гариллообразного Андрейки.
— Вот, господин, — Матвей выставил на стол пузатую глиняную бутыль с запечатанным сургучом горлышком. Андрейка неуклюже затоптался рядом, вопросительно смотря на хозяина.