— Ладно, — махнул я рукой. — И тебя награжу. Будет тебе поместье.
— Ты как здесь? — споткнулся я на полушаге к гостю. — Ты же мёртв!
— Давно? — вошедший замер, едва заметно покачиваясь, склонил голову, демонстративно осмотрев себя со всех сторон: — Странно. Вроде с утра себя хорошо чувствовал. Или ваше величество этим заявлением тонко намекает, что сегодня меня казнят?
Я мотнул головой, словно надеясь, что смогу стряхнуть с себя наваждение. Не стряхнул.
Стоит себе как ни в чём не бывало и смотрит на меня с нескрываемым любопытством. А между тем, Густав Эрикссон Ваза, первый, несостоявшийся жених моей сестры Ксении, уже четыре месяца как в Кашине умер. Вернее это я был абсолютно уверен, что он умер. Так-то я за распутным недопринцем специально не следил. Просто не вписывался он в мои планы никаким боком. Он им только помешать мог. Поэтому, когда Никифор, памятуя о моём приказе, доложил о чудном, хорошо лопочущем по-русски иноземце, о том, что это будет Густав, у меня и мысли не было.
И что мне теперь с этаким подарочком прикажите делать?
Густав Эрикссон Ваза был фигурой неоднозначной и противоречивой. Рождённый вне брака незаконнорожденный сын шведского короля Эрика XIV, он тем не менее, после венчания Эрика с его матерью и её коронации, был официально признан отцом и стал шведским принцем. Но вскоре Эрика свергли с престола, а самого Густава, через несколько лет после этого, выпнули из Швеции со строгим наказом там больше не появляться. Вот он и колесил три десятка лет по всей Европе, пока мой батюшка этого скитальца на Руси не приютил, намереваясь на Ксении женить. В итоге, на сестре беспутного принца так и не женили, но и обратно на Запад не отпустили. Очень уж батюшке понравилось польского короля им «стращать», грозя провозгласить шебутного шведа ливонским королём и под этим предлогом вторгнуться в Прибалтику.
ЛжеДмитрий эту затею не оценил, посадив Густава под замок в Ярославле, но с воцарением Шуйского, фортуна вновь, казалось бы, повернулась к скитальцу лицом; Васька, очевидно, рассчитывая старой угрозой создания ливонского королевства, заставить польского короля Сигизмунда III отказаться от поддержки нового самозванца, освободил шведа, поселив того в Кашине. Вот только эту удачу Густав уже не пережил. Не знаю. Может королю эти угрозы надоели и по его просьбе иезуиты подсуетились или самому Шуйскому знатный пленник без надобности оказался. А только в феврале этого года Густав неожиданно скончался.
Но в этой реальности всё пошло не так. То ли я бабочку не в том месте раздавил, то ли Густав на фоне более крупной, в моём лице, проблемы, на себя внимание польского короля не обратил.
Я окинул скептическим взглядом, продолжавшего топтаться у порога гостя. Мда. Опять что-то не по плану пошло. Возись теперь с ним!
— Я вижу ты мне не рад, ваше величество, — сделал правильный вывод из увиденного швед. — А меня так порадовало известие, что ты остался жив и вернулся. Я даже пытался сбежав в эту как её… — Густав щёлкнул пальцами. — В Кострому. Но эти варвары даже не дали мне покинуть это недоразумение, что по ошибке называется дворцом. Меня вновь посадили под замок!
— А как же ты… — я запнулся, закусив губу.
Как, как! Сам же, двигаясь в Твери, попутно небольшие отряды к Ржеву, Старице и Кашину послал. А вдруг добровольно на мою сторону перейдут? Вот Кашин, судя по всему, и перешёл.
— Ну, садись, гость дорогой, коль пришёл, — указал я принцу на лавку. — Выходит, взял Леонтий Полозов Кашин?
— Взял, — растянул губы в улыбке Густав. — Я как раз с его гонцом сюда прискакал.
— И где же гонец?
— А зачем он тебе? — принц ловким движением руки выдернул из складок одежды сложенный в трубочку свиток. — Вот послание от Полозова, — жизнерадостно оскалился он, наслаждаясь произведённым эффектом.
Зло вырываю из рук гостя свиток, ломаю печать.
Всё так. Без боя город сдали. И даже шею проклятому шведу, несмотря на тайный приказ, не свернули. Радетели, блин!
— Он хоть жив?
— Кто?
— Гонец!
— Да как можно, государь! — надул щёки принц. — Зачем мне твоего слугу травить⁈ Я всего лишь добавил немного сонного зелья в его бокал. Представляю его рожу, — заржал Густав, находясь в явном восторге от своей проделки. — Он проснулся, а ни свитка, ни коня рядом нет!
Я глубоко вздохнул, закрыв на мгновение глаза. Теперь понятно, отчего отец в своё время и сестру за шведа отдавать передумал, и от идеи создания вассального ливонского королевства отказался.
Густав надо мной не издевался. Он реально такой; безрассудный шалопай ни на секунду не задумывающийся о последствиях своих поступков. И ни строгое воспитание в иезуитской школе, ни полученное в дальнейшем блестящее образование, этой черты характера принца, исправить не смогли. Как он ещё до тридцати восьми лет с такими закидонами дожить умудрился? Загадка.