Одно знаю точно. Выпивать вместе с Густавом я не буду. Я ведь и забыл совсем, что мой несостоявшийся родственник ещё и знаменитым на всю Европу алхимиком является. Вдруг ему в следующий раз меня отравить забавным покажется?
А может, мне самому прикопать его? Мысль была по настоящему соблазнительной. В самом деле. Мне только Никифора с его рындами кликнуть и в сторону принца кивнуть. Они его мигом прикончат. И главное мне ни малейшей претензии за это убийство никто не предъявит. Ближайшие родственники; короли Польши и Швеции, только обрадуются. И им хорошо, и мне никаких проблем.
— Как здоровье её высочества, царевны Ксении? — вырвал меня из сладких грёз Густав. — Я слышал, что ты освободил её из этого ужасного монастыря. Она здесь?
— Здесь, — тут же насторожился я. — А тебе она зачем?
— Так свадьбу сыграем, — удивился моей недогадливости принц. — Я же затем сюда и приехал. В прошлый раз бояре царю Борису на меня клевету возвели, вот свадьба и расстроилась! Но с тобой, Фёдор, мы всегда ладили! Только я больше Калугу в приданное не хочу.
— А что хочешь, — прищурил я глаза. — Ливонию?
— Да зачем мне эта Ливония? Дыра дырой! — начал горячится швед, даже не догадываясь, что балансирует на грани смерти. — Давай так, — неожиданно хлопнул он меня по плечу. — Сначала я помогаю тебе разгромить твоих врагов и сесть на московском троне, а потом ты мне помогаешь занять польский трон.
— Чего⁈ — опешил я от несуразности предложения. Когда Густав отказался от Ливонии, я решил, что речь пойдёт о Швеции. Всё же на шведский трон, пусть и достаточно сомнительные, но права у моего визиви были. Но Польша! Здесь-то он каким боком⁈ — Ты, наверное, имел в виду Швецию?
— Не хочу Швецию, — капризно искривил губы принц. — Не любят там меня. Другое дело Польша. Я там долго жил. Меня там помнят. Чем я хуже Сигизмунда?
— Может быть тем, что тебя не избирали на польский трон? — предположил я.
— Так изберут, — беззаботно отмахнулся от моего предположения Густав. — Можно к Сигизмунду убийцу послать. Ты только денег дай, а я найду кого-нибудь. И чем я хуже Владислава? Особенно, если у меня будут деньги?
Я задумался, рассеянно смотря на этого фантазёра. Интересно, он сам хоть немного в эту затею верит? Или это лишь предлог, чтобы простака-московита на бабло развести. Ладно, пусть живёт пока. Денег я ему не дам, но возможность, есть возможность. Зачем сбрасывать карту, если есть шанс, что она может сыграть? Посмотрим, как оно дальше повернётся.
Глава 8
27 августа 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Что же они творят, нехристи? Чисто зверьё обезумевшtе!
Я не ответил, до боли в суставах сжимая уздечку. Не было у меня больше слов, чтобы хоть как-то выразить те чувства, что терзают второй день. Даже матерных нет! Только ненависть к этим нелюдям, что такое сотворить могли, сердце на части рвёт. Вот только не прав, Семён. Звери такое сотворить не могут. У них всё суровой целесообразности подчинено. Нужно для выживания убить — убьют, но лишь по необходимости, не куражась над беспомощной жертвой. Здесь же уже которую деревню проезжаем, а всё одна и та же повторяющая картина: исходящие удушливым дымом скелеты домов, изрубленные тела мужчин, трупы жестоко изнасилованных женщин, дети со вспоротыми животами перерезанным горлом. И тошнотворный, замешанный на крови, блевотине и горелой плоти смрад, въевшийся в знойный воздух.
— Видать сильно хмельные были, — бросил в никуда Порохня, невозмутимо покачиваясь в седле. — С перепою человек и не такое сотворить может. Особенно если силу и безнаказанность за собой чувствует.
А ведь он что-то и пострашнее, наверное, повидать успел. Всю жизнь в походах. А запорожцы особым милосердием к побеждённым тоже не страдают. Это я в Варне насмотрелся.
Неожиданно я почувствовал неприязнь к старому товарищу. Неужели, однажды и я стану таким? Неужели, вот так же буду скользить равнодушным взглядам по истерзанным, зверски замученным людям, валяющимся как попало вдоль домов, относиться к этим изуверствам, как к чему то обычному, не стоящему особого внимания? И чем тогда я буду лучше их? Сам же совсем недавно дьяка Богданова в пыточную отправил. Пусть за дело и под влиянием засевшем в подсознании реципиента, но отправил же! И потом спокойно спал в объятьях подсунутой мне Хрипуновым вдовы-дворянки.