— Демьян.
— Здесь я, господин, — дворовый холоп вошёл, хлопнув дверью, шустро вставил сальную свечку в прекреплёный к стене медный подсвечник.
— Квасу подай.
Демьян молча выскочил за дверь и почти сразу вернулся назад, с полным холодного кваса ковшом. Шерефединов с наслаждением приложился к нему, роняя капли на исподнее, вытер ладонью губы, чувствуя, как слегка затихает боль в груди. О том, чтобы эта боль ушла навсегда, Андрей Васильевич уже и не мечтал.
Стар он уже стал. Если Бог даст, девятый десяток скоро разменяет. Какое уж тут здоровье? Особенно после того, как эти разбойники Ивашки Болотникова его под Москвой сильно избили. С тех пор боль в груди и поселилась, время от времени напоминая о себе.
— Опять воры озоровали? — проворчал он, возвращая ковш застывшему рядом холопу. Шерефединов хоть и жил в Белом городе, но его усадьба стояла у самого края на стыке Земляного города с Замоскворечьем. Так что выстрелы, куражившихся под стенами города шляхтичей, стали вполне привычны. — И не спится им, нехристям!
— Дык это, Андрей Васильевич, — почесал затылок Демьян. — Кажись с другой стороны балуются. И, как во двор выйдешь, будто земля гудит.
— Земля, говоришь, гудит? — насторожился московский дворянин. С той, другой стороны стояло войско Годунова. — А ну-ка, Демьянка, быстро неси одёжу. И Господь с ней, с лоханью, — отмахнулся он, от потянувшего к медной посудине с водой, холопа. — Тут как бы собственной кровушкой не умыться! Поднимай людишек!
Боевых холопов у Шерефединова было не много. И десятка умелых воинов не наберётся. Да и откуда ему их больше набрать? После судилища устроенного над ним Шуйским и потери вотчины, совсем оскудел. Впору на паперть с протянутой рукой вставать! И это ему, ближнему человеку самого Ивана Грозного!
Застарелая обида вновь напомнила о себе, наполнив душу горечью. Уж не он ли, не щадя живота своего, служил, пытаясь вернуть утерянное положение? На убийство царицы решился, а вся почести князю Рубцу Мосальскому и Молчанову достались. В неудачной попытке убийства расстриги участвовал, и позже, даже под пытками, князя Василия не выдал. И вновь, с приходом к власти Шуйского, вместо ожидаемого почёта, тюрьма и унижение. Вот и приходится теперь доживать свой век в убогих хоромах. А тут ещё и младший Годунов к Москве подошёл!
— Все здесь? — на подворье московский дворянин вышел уже в кольчужной рубахе и шишаке, опоясавшись саблей.
— Всех собрал, господин, — пробасил из темноты Демьян. Рядом с ним, в предрассветном сумраке Шерефединов с трудом различил ещё несколько теней. — Что делать будем, Андрей Васильевич?
— С подворья покуда уйдём, — мрачно ответил тот, прислушиваясь к нарастающему шуму и редким выстрелам. — Нужно выяснить для начала, что это за буча такая в Москве приключилась? Как бы людишки Годунова в город не ворвались.
— А коли так?
— А коли так, прорываться из города в Тушино будем. Там мне тоже шибко рады не будут, но всё лучше, чем к Годунову в руки попасть! Выводи коней!
Ускакать московский дворянин не успел. Небольшая конная группа едва успела выехать на улицу, как на неё вынеслось с полсотни всадников с горящими факелами. Отряд в одно мгновение преодолел пару сотен метров, разделяющих их, придержал коней, беря в кольцо, прижавшихся к забору холопов Шерефединова.
— Здрав будь, Андрей Васильевич. Слава тебе Господи, успел!
— Василий Григорьевич, — облегчённо выдохнул Шерефединов, узнав в командире отряда Грязнова. С думным дворянином они в последний год, если и не дружили, то приятельствовали, зачастую захаживая друг другу в гости; вспомнить за чаркой медовухи старину, посетовать на неблагодарность царя. — Ты как здесь?
— Да вот спешил тебе сообщить, — подъехал к нему бывший опричник, — что людишки Годунова в город вошли. Сейчас, поди, уже и в Кремль ворвались!
— Благодарствую, что вспомнил обо мне, — кивнул Грязному московский дворянин. — С таким отрядом нам будет легче из Москвы вырваться. Нужно через Замоскворечье уходить.
— Твоя правда. Так оно проще будет, — вроде бы согласился с ним собеседник. — Вот только бежать тебе уже никуда не нужно. Бей!
Неожиданно брошенный аркан, затянулся узлом на плечах, резко дёрнул, вырывая из седла. Шерефединов охнул, неловко упав на землю, дёрнулся было, попытавшись дотянутся до засопожника, но в следующий миг на него навалились, выламывая руки за спину. Завязавшаяся над головой схватка быстро стихла, сменивших всхлипами раненых.
— Никуда тебе, Андрейка, бежать не нужно. Ни к чему это, когда тебя сам государь видеть желает.