— Уж прости за нежданный визит, Фёдор Иванович, — как можно радушнее улыбнулся я. — Разговор у меня неотложный, а ты в Кремль не спешишь. Вот пришлось самому тебя навестить.
Ага. Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе. И взрывает её ко всем чертям! Зачем ему такая гора?
— Уж не приболел ли ты часом, Фёдор Иванович? — участливо поинтересовался Грязной. — Сказывают, что на Москве половина бояр животами маются.
— Мне, и вправду, с утра недужится, государь, — метнул в сторону бывшего опричника убийственный взгляд боярин. — Насилу поднялся поутру. Но завтра на крестоцелование обязательно приеду.
— Так что, князь, сказывают, что у тебя в подклети (кладовая) несколько бочек с отменным заморским вином стоят. Угостишь гостя? А за кубком и побеседовать можно.
Я прошествовал вслед за князем в отделанную бархатом повалушу, кивнув на жест хозяина, сел во главе стола. По бокам расположились Мстиславский и Грязной. Рынды расположились за моей спиной, а холопы во главе с сыном Грязного, Тимофеем, встали у стены, контролировая вход в зал.
Нет, если честно, никакого покушения на себя я не ожидал. Не тот человек Мстиславский, чтобы так подставляться. Хитрый и расчётливый политик, князь Фёдор за свою жизнь пережил шесть царей, умудрившись ни при одном из них не утратить своего положения и не разу не попав в опалу. Он всё время оставался в тени, выдвигая на первые роли других и, в случае неудачи, оставаясь в стороне. Вот и я, зная об участии Мстиславского в моём свержении с престола, практически не мог ничего ему предъявить. Пока не мог… Так вот. Не будет князь меня в собственном доме душить или на куски резать, как бы при этом он ко мне не относился. Не в его это стиле. И всё же лучше перестраховаться, чем потом, скребя окровавленными пальцами по стене, хрипеть: «Но это же нелогично»!
Вино в повалушу внесла сама княгиня Прасковья, с поклоном поставив на стол сделанную из серебра ендову, отступила, машинально положив руку на заметно округлившийся живот. Следом вошли челядинцы, шустро заполняя столь всевозможными явствами.
— Иди, я сам, — отмахнлся от одного из них Грязной, ловко разливая вино по кубкам. — Не по чину тебе, царю, за столом прислуживать. Будь здрав, государь!
Ну да. Здесь проверять, отравлено ли вино, некому. Вот Василий первым и выпил.
— Смотрю, Фёдор Иванович, на сносях давно княгиня — начал я разговор. — Неужто скоро с наследником тебя поздравить можно будет?
— Дай то Бог, Фёдор Борисович, — широко перекрестился Мстиславский. — Сам ведаешь, что троих детишек уже в младенчестве похоронил. Если не сын родится или опять не выживет, то всё, угаснет род. Пятьдесят восемь лет — срок немалый. Да и здоровье уже не то.
Грязной, зачерпнув из миски капуты с грибами, презрительно фыркнул. Ну да, его такими цифрами не впечатлишь. И нахмуренными бровями не испугаешь. Вот уж у кого никакого пиетета перед родовитым боярством нет. Я для того и взял с собой бывшего опричника, чтобы он своим поведением Мстиславского бесил. А то ещё подумает, что я к нему как проситель приехал.
— Обязательно сын будет, — успокоил я князя. О том, что по итогу всё же родится дочь Ольга, которая и года не проживёт, сообщать я боярину не стал. — Жаль только, если кроме твоего имени он унаследовать ничего не сможет.
— Это как, государь? — насторожился князь.
— А так, что к приходу на Москву Гришки Отрепьева и ты князь, руку приложил.
— Государь!
— Приложил! — заставил я жестом замолчать Мстиславского. — Я свот прикажу Ваську Шуйского на дыбу поднять, так он всё о твоём участии в заговоре расскажет. Или ты в том сомневаешься? — пронзил я взглядом хозяина. Князь не ответил, опустив глаза. Было видно, что в стойкость Шуйского он не верил. — Вот и получится, что ты вор и государев изменник. Тебя на плаху, имущество в казну, жену с сыном в монастырь.
— Чего ты хочешь, государь?
— Завтра чтобы все бояре в Кремле были, — жёстко отрезал я. — А затем в думе мой указ об отмене местничества поддержишь. И других заставишь его признать.
— А ну, стой! Кто такие будете?
— Встречают, ироды, — прошептал одними губами Грязной. — Думный дворянин Василий Грязной с сыном да холопами из Москвы к государю добирается. — повысив голос, крикнул он командиру небольшого отряда казаков, остановившемуся неподалёку.
— А почему с юга едешь?
— Так я из Замоскворечья через Калужские ворота вырвался. Вот и пришлось круголя до Тушино добираться.